— Класс! Класс! — выкрикивал Роман, чувствуя, как внешняя сила разъединяет его и Марка.
— Ну же… Вода-царица! Зачем ты это сделал! Идиот! — Если дед Севастьян так ругается, то он очень зол. — Ну же! Возвращайся! Я кому говорю! Возвращайся! Разве можно пропускать видение через себя? Сдохнешь дурак, сдохнешь!
Роман открыл глаза. Он лежал на полу. Потолок заслонял от него дед.
— Я его нашел? Так ведь?..
— Кого?
— Ну… отца Елизаветы, она просила…
— Нашел, точно нашел, раз тебя так скрутило.
Лиза, как ни странно, никуда не ушла. Когда Роман поднялся, то увидел: она сидит за столом, попрежнему в пальто и шапке, только пальто расстегнула на груди. Кажется, ее даже не слишком даже напугало то, что творилось с Романом. Она смотрела на колдуна с любопытством и усмехалась. Демонстративно. «Зря, — говорили ее взгляд и усмешка, — зря ты устроил этот спектакль, я все равно не верю, что ты видел там на дне, в блюдце человека за десятки а может и сотни километров отсюда».
— Я нашел его. — Роман заметил перемену в Лизе, но не успел осознать. Он думал лишь о том, что ему удалось с первой попытки такое устроить, что и деду никогда не удавалось — вступить в прямой контакт! Хмельной восторг переполнял молодого колдуна. Где уж ему обращать внимание на чужие насмешки! — Теперь надо слить воду в бутылку и мы поедем его искать. И найдем…
— Так просто? И ты поедешь со мной? — уточнила Лиза. Она говорила ему «ты», как говорят работяге.
— Именно.
— И это вода приведет к моему отцу? — В ее голосе слышалась теперь уже нескрываемая издевка. Вот парадокс: явилась к колдуну за помощью, не веря в колдовство.
Роман постарался подавить раздражение и лишь сухо сказал:
— Да.
— И много я тебе должна за такую работу? А? Наверное, уйму денег. Ты ведь едва не скончался в муках прямо тут на полу.
Он в самом деле едва не умер.
— Не слишком много. — Роман назвал сумму. Получалось что-то около трех долларов.
— Ну ты и наглец!
Она поднялась, открыла сумочку, отсчитала купюры. Демонстративно. Давая понять, что платит лишь за спектакль. Да еще за свою нелепую веру. Роман не знал, как ее убедить.
— А разве вы не видели его… То есть отца?
— Где? Где я должна его была увидеть? Где? — Она демонстративно задрала скатерть на столе. — Там что ли?.. Папа выходи… ау…
— В тарелке. Вода отвердела на миг. И вы должны были видеть его.
— Как в телике, что ли? — Лиза ненатурально засмеялась. — И который из трех мой? — И тут же закусила губу, сообразив, что проговорилась. Трое… Там в комнате были трое.
Она рванулась к двери. Но дед успел загородить дверь.
— Погоди. Куда так торопиться? Мы же не все еще выяснили.
— Что вам нужно? — Лиза затравлено оглянулась. Вся ее дерзость мгновенно улетучилась.
— К примеру, милая, хотелось бы знать, как вашу матушку в девичестве звали, — сказал дед Севастьян.
— Вам-то зачем?
— Ну, может быть… мы встретим вашего отца?
— Не хочу я такого отца! Ясно?
Она оттолкнула Севастьяна в сторону, и тот не сопротивлялся, отступил, Лиза выскочила в сени. Покатилось там что-то, загрохотало, не иначе ведро с водой опрокинула гостья. Что, если она двумя ногами в лужу на полу встала? Где ее тогда искать?
— Ты воду в ведре не заговаривал? — спросил Роман. — А то она из нашего дома выскочит прямиком на берег Онежского озера. Впрочем, хорошо, если там. Может и на берегу Белого моря очутиться.
— Не успел заговорить, — признался дед. — Но все равно хорошо, что она ножкой в лужу вступила. Любой след, оставленный на воде, ценен.
И дед отправился в сени — собирать пролитую воду.
Роман опустился на шаткий венский стул, подпер голову руками. Обидно ей сделалось до чертиков, вот в чем дело! Наверняка эта Лиза думала: ну, пусть бросил, бежал… Но ведь наверняка принц… ну не принц конечно, а ученый с мировым именем или писатель известный. Или актер. Иного и быть не может. В другого мама влюбиться не могла. А тут алкаш непутевый. Какое унижение! Какая подлость!
«Не смейте мне говорить, что этот алкаш с сизым носом меня зачал!» — Роман почти слышал Лизин выкрик.
Дед вернулся, держа бутыль с мутноватой водой под мышкой.
— Ты вот что мне скажи… Ты сегодня же кинешься искать этого самого папашу или до утра погодишь? — поинтересовался дед.
— Могу и до утра подождать. Но лучше сегодня.
— Что, так не терпится проверить, прав ты оказался или нет?
— Ты со мной?
— Придется. Куда я тебя одного хворого отпущу? А?
У Романа запрыгали губы. Он хотел что-то сказать, но не мог — лишь молча обнял деда, попытался сжать руки изо всей силы. Но сил-то у него почти не было. Хворь проклятая все силы отняла.
Они выехали вечером. На автобусе до Темногорска. Потом на поезде. Вода, слитая из тарелки в бутыль, вела их к неизвестному человеку, в город, названия которого они не знали, к человеку, которого никогда не видели. Это походило на игру «тепло» и «холодно». В одиночку Роман бы сбился с пути. Но дед находил дорогу безошибочно. С собой у Севастьяна было несколько канистр с пустосвятовской водой. По мере того, как они удалялись от дома, запас воды таял, хотя дед расходовал припас экономно.
— Теперь все своих отцов ищут, прошлое собирают, прах держат в горсти, — ворчал Севастьян. — Слишком много потеряно. Так много, что сил никаких нет представить, сколько. Ощущение пустоты позади себя. Вот и пытаются восстановить хоть что-то. Но чаще придумывают. Потому что от многих ничего не осталось. Совершенно ничего. Еще долго Федоровской теорией будут бредить, и так ее выворачивать, и этак…
— Федоровская теория?
— Ну я ж тебе говорил. Философ такой. Незаконнорожденный сам. Все хотел отца своего воскресить. И все разрабатывал теорию, как отцов своих сыновья будут воскрешать.
— Зачем? — спросил Роман. — Что это даст?
— Не знаю. Может быть, чтобы спросить, как это они умудрились такую сволочную жизнь своим детям устроить?
Роман задумался.
— Для Лизы тоже вроде как воскрешение произошло. Человек, которого она считала отцом много лет, умер. И вдруг оказалось, что ее настоящий отец жив. А ты… расскажи про своего отца.
— Я же говорил не раз: ничего почти не помню. Знаю только, что он сказочно был богат. Вернее, матушка была богата. Отец за границу ездил, тысячи проигрывал, миллионы. Возвращался без копейки, а матушка кричала: «Можешь хоть миллион спустить! Все равно проиграться не сможешь!»
— Проигрывался? В карты?
— И в карты тоже. Но больше на рулетке. В Монте-Карло.
— А ты играл когда-нибудь на рулетке? — спросил Роман.
— Нет, конечно. Я эту рулетку только в кино и видел.
— Жаль.
— Это почему же?
— А вдруг ты бы выиграл?
Они отыскали этого человека в Питере на другой день после колдовского сеанса. Остановились перед дверью коммуналки. Четыре звонка. Подле каждого уродливая бирка. На нижней значилось «Ладушкин М.»
Дед Севастьян надавил кнопку последнего звонка и прислушивался, как медленно приближаются шаги.
Дверь распахнулась. Мужик в синей футболке с огромнейшим фингалом под глазом и рассеченной бровью глядел на гостей не слишком дружелюбно:
— Чего надобно-то? — Очки сегодня у него были другие: старомодная оправа толстая оправа, одно стекло треснуло.
«Прежние, видимо, разбили», — догадался Роман.
— Поговорить, — отвечал Севастьян.
— А… — протянул Марк и потянул на себя дверь, пытаясь закрыть, но дед Севастьян оказался проворнее, успел протиснуться в щель и уперся плечом в косяк.
Тогда Марк кинулся бежать. Дед настиг его в углу, там, где коридор, ломаясь, делал поворот на девяносто градусов.