Дохлокрай - Манасыпов Дмитрий Юрьевич

«Если уж нечистый расточает улыбки весны, значит, нацелился на душу.

Души людские – вот их истинная страсть, их нужда, их пища.

(Из наставлений отца Бартоломью, духовника Хейли Мейза)

М.A. Erynn, Ph.D., «King’s blood».

Перевод В.Пятков (с)

Пролог: призрачная осенняя печаль

Осень случается разная. Каждый год, неожиданно и сразу, наступает, захватывая все вокруг и оказываясь повсюду. Разная, иногда даже чересчур.

Золотая, теплая и прозрачная. Это когда паутинки летают повсюду, а воздух пахнет чем-то грустным и одновременно добрым. Листья хрустят сказочными поделками гномов Эребора, и совершенно не хочется курить. И не только из-за боязни пожара. Просто… очень чисто и легко дышится. И даже куртка не кажется неудобной и тяжелой. Пусть и совсем недавно приходилось надевать только футболку.

А еще осень может оказаться тяжелой, холодной, сырой и мрачной. Или даже черной по ночам. Непроглядно-чернильной, разрезаемой только светом редко горящих фонарей. Хлюпающей лужами каждое утро, каждый вечер и даже ночью. Пусть и не твоими ногами, а кем-то, кто спешит домой. Осень, разрезающая твое тепло, сберегаемое под одеждой. Осень, когда не хочется выходить. Вообще никуда.

Вот только в квартире курить не стоило. В принципе не стоило бы и курить. Но нервы не железные, время позднее, одиночество жесткое. Так что оставалось только радоваться совершенно высохшей половине пачка «Вога» и все-таки выйти. Пусть и на балкон, а не на промозглую улицу.

Ох стоило ж его сделать, балкон-то. Вон, как в доме напротив. Как это?.. Профлист? Да, точно. Профлист, окна пластиковые. Сухо, ветра нет, птицы не залетают. К ней вот залетали, пусть и не часто. А уж всякие букашки… ох и беда… Мухи, мотыльки, осы, пчелы, стрекозы и клопы. Этих летом было ну о-о-очень много. Хотя сосед и приколотил сетку на раму самого широкого, открывавшегося, окна. А эти сухие маленькие твари все равно находились повсюду. И даже два раза цапали осы. Сделать балкон, да.

Всего пятьдесят тысяч, угу. Ну, может чуть меньше, чуть больше. Всего пятьдесят, ха-ха. С чего? Понятно, соседи с третьего легко сделали. Там и Ленка работает, и муж у нее, опять же, не… Не груши околачивает. А она? Ну, чего она то? В офисе, менеджером, как все, филолог, блин. Маме денег отдай, брала на стиралку. Однокласснику надо вернуть, занимала на кухню. А обувь? Вещи поменять, три года в двух юбках и трех блузках. Вот зачем ездила в Египет с Жанкой? Дура потому что, зачем еще-то? Все едут и я поеду. И наплевать на балкон. А ведь протекает. Вчера прямо над дверью полилось, вон, следы какие. Рамы эти деревянные, провисают, постоянно на закрываются, скрипят. Пахнут… сырым деревом и просто… Бедностью, что ли. Хотя, чего она бедная-то? Не продавец в «Пятерочке» или на рынке в контейнере. Хотя…

Сигарета горела с легким треском. Сухая, пахла почему-то полынью. Противная и сладкая. Бывает же такое. А…

В черном провале внизу что-то появилось. Пятый этаж, ночь, темнота. Но она увидела. Бледный овал с темными точками. Задранное вверх и глядящее на нее лицо. Смотрящее с… жаждой? Голодом? С чем, так явно ощутимым?

Ветер ударил в лицо. Сбил дыхание, рубанув холодом через плохо сходящуюся молнию толстовки. Пахнул чем-то странным и страшным. Прелью гниющих листьев, сыростью разрытой земли, сладостью падали. Бледное пятно внизу мотнулось в сторону, не пропадая, замерло, продолжая смотреть вверх черными провалами. И, неотвратимо и жутко, оказалось рядом с деревом, одиноко торчавшим в палисаднике у подъезда. Вязом, огромным, выше кровли, никак не сбросившим листву. Вязом, так часто стучавшим в стекла ее старого балкона развесистыми толстыми и крепкими ветвями. Стучавшими прямо в ее окна… Прямо в них.

Чертова отсыревшая рама так и не закрылась. Скрипнула и провисла. А белый овал мелькнул где-то на нижних ветках. Хорошо, дверь на балкон и окна пластиковые, новые. Вот только поставила. Ручка скрипнула, прижимая полотно к косяку. Быстрее к остальным окнам, быстрее!

Ни одной мысли о выбежать в подъезд! Ни за что! Ведь и там может быть… Даже если это привиделось, даже если это из-за старой высохшей сигареты со вкусом полыни! Нет!

Закрыть окно на кухне. Выключить свет. И во вторую комнату, пусть она и выходит на другую сторону. А тут закрыто, тут все хорошо… Фу-у-у… Господи, ну не дура, а?!

На балконе стукнули рамы. Как всегда, когда их открываешь чтобы покурить. Ладно… ну, не может же… Она сползла по косяку двери второй комнаты. Села на пол, таращась в темноту, упавшую после выключенного света. Мама-мама-мама!

Когда-то давно, совсем давно, уже три года назад, свет фонарей казался волшебным. Сизо-серебряный свет, падавший в тогда еще ИХ квартиру через окна. Волшебный серебряный свет, так обтекавший все, чего касался. Так красиво падавший и на нее и на него, совершенно обнаженных. А сейчас… когда так поздно и не вовремя включился все-таки фонарь за окном…

Мертвенный. Бледный. Бросающий ломаные тени на все вокруг. И тень, падавшая с балкона жила. Двигалась, касалась руками двери и стеклопакета широкого проема. Невозможная дурацкая и страшная тень. Руки-крючья, комок головы, ломаное длинное тело. Шевелившееся змеиными опасными движениями, рвущимися к ней, в тепло квартирки. Такой безопасной еще вот-вот и ставшей страшной за считанные секунды.

Под комодом в прихожей, только протяни руку, точно! Вот, вот, да! Молоток, соседский, недавно взятый для чего-то там, где? Вот! Тяжелый, большой, чуть загудел металлом, пока тащила наружу. Фу-у-у… хотя бы что-то. А где? Тень пропала.

Зеленоватый свет снова стал сам собой. Ровным и серебряным. Не таким радостным и красивым, как раньше, но не мертвенным. Нет. Потому что тень ушла, потому что все это точно из-за усталости, недосыпа, нервов и переживаний. Да-да… ох ты Господи, дурь-то какая, а?

Дых-дых, сердце пока так и не успокаивалось. Колотилось, так и желая вырваться наружу. Ну, хватит, хватит. Курить теперь она точно не пойдет. Ну его, померещится опять.

Тук-тук-тук…

Сердце замерло. Трепыхнулось в такт движению головы. Что за…

Тук-тук-тук…

Ну как же так, ну как?!!

Бледное лицо прижалось к стеклу на кухне. Мучнисто-белое, с блестящими агатами вместо провалов глаз. С узкими и длинными губами, растянувшимися в ухмылке-оскале. Длинный палец с набухшими суставами монотонно пробарабанил по стеклу.

Тук-тук-тук…

Глава первая: темный снежный день

Снег пошел вечером. Мокрый и тяжелый, лип к одежде и рюкзаку. Ботинки, купленные недавно, превратились в запчасти для снеговика. Да он весь чуть не стал таким за пару минут. Но повезло, его заметили. Через густую белую стену и в сумерках. Огромный «фред» остановился как положено трехосному тягачу с шаландой: важно и совершенно по-корабельному. В голову даже не пришло обидеться на грязную кашу из-под колес, полетевшую на обочину. Рук к этому времени почти не ощущал. Но, поднимаясь в грузовик, снег стряхнул с себя полностью.

В кабине оказалось очень тепло. Водитель вывернул обратно на трассу, повернулся к нему и хмыкнул. Много надо после холода и непогоды? Не особо. Теплая кабина, удобное сиденье и мерцающая панель приборов – самое то. Сон накатил сразу, навалился темным непроглядным покрывалом. Уставший человек выглядит смешно. Порой жалко. Спящий человек кажется совершенно беззащитным. Но этот снеговик, подобранный по пути, таким не казался даже вырубившись. Водитель попался опытный, понимающий. Выключил освещение, накинул старое колюче-уютное армейское одеяло.

Проснуться вышло перед самой остановкой. Ботинки, прорезиненные внизу, высохли полностью. В пургу ехали не меньше трех часов, он даже вспотел. Но не жаловался. Чего только не случается, а помыться можно всегда. Деньги водитель не взял, улыбнулся, пожал плечами и предложил «Мальборо». Отказываться не стоило, невежливо. Грузовик подкатил к большой стоянке у заправки. Встал в хвост очереди из фур, легковушек и одного небольшого автобуса.