Отделение Егорова обеспечивает часового на северном выходе с уступа, – Сергеев показал на карте, – отделение Даниленко – на южном.
– Ясно, товарищ старший лейтенант, – вразнобой отозвались сержанты.
– Сейчас девять, подъем – в шесть. Часовых меняйте каждый час, чтобы не позасыпали. Огня не разводить, поужинать консервами из сухпайков и спать. Курить только под плащ-палатками. Соблюдайте режим полной тишины и секретности. Помните, что "духи", вполне возможно, уже совсем близко, поэтому, сами понимаете...
– Так точно, командир, – ответил за всех Аркан. – Не беспокойтесь, все будет четко.
– Ну, тогда можете отдыхать...
Сергеев подозвал радиста, приказал ему связаться со штабом и коротко доложил:
– "Гнездо", я "Кукушка". Вышел в квадрат 5-Д. Время "Ч" прежнее. Как поняли? Прием!
– "Кукушка", я "Гнездо". Молодцы!
* * *
Аркан лежал, глядя широко открытыми глазами в ночное небо. Огромные яркие звезды в бескрайней черной глубине горели таинственно и отчужденно – совсем не так, как дома. Здесь, в горах, эти звезды, казалось, нависают над самой головой, а дома они мерцают далеким волшебным светом – загадочным, манящим, родным.
Звезды чужого неба всегда волновали и тревожили Анатолия, пробуждая глухую тоску по дому.
Аркан давно уже научился преодолевать в себе это чувство, заглушать желание пройтись по улицам родного города; он научился отстраненно и равнодушно смотреть на свое прошлое, научился не стремиться в будущее и не мечтать о нем.
Но именно теперь, когда до дембеля оставалось всего ничего, а утром предстояло в последний раз пойти в бой, под пули и гранаты "духов", это чувство снова обострилось. Натруженные за день ноги гудели, плечи ломило так, будто на них до сих пор висел пятидесятикилограммовый рюкзак, а сон все не шел.
Он не любил спать во время боевых походов в спальном мешке, считая его не самой удачной разработкой конструкторов армейской экипировки.
Вот и сейчас, в отличие от многих своих ребят, он использовал мешок лишь в качестве матраса, подложив под голову десантный рюкзак и укрывшись от ночной прохлады плащ-палаткой. Верный друг – автомат лежал рядом, и Аркан машинально держал левую руку на его цевье.
Было уже, пожалуй, часа два ночи. Толику не хотелось поднимать руку, чтобы свериться со светящимся циферблатом своих командирских часов.
Да и какая, в общем-то, разница, сколько времени осталось до рассвета и до атаки?! Этот последний бой был неизбежен. Из многих боев только он был последним, и, наверное, именно поэтому Аркан никак не мог сомкнуть глаз.
Он слышал, как тихо сменялись часовые, стараясь не разбудить товарищей. Ему даже пришло в голову, что он мог бы отсчитывать время по смене часовых. Толику было интересно следить за тем, как происходили эти смены – из пары часовых кто-то возвращался с поста на пять минут раньше, а кто-то, кому совесть не позволяла уменьшать время отдыха своих товарищей, немного позже.
Время неумолимо шло, беззвучно истекали в ночном безмолвии часы, оставшиеся до рассвета...
И вдруг ночь взорвалась.
Это было настолько неожиданно, что даже Аркан с его непревзойденной реакцией не сразу сообразил, что происходит.
Взрывы гранат на уступе, где отдыхали ребята его взвода, раскололи ночь грохотом и яркими вспышками. Над небольшой площадкой взвилось несколько осветительных ракет, и тут же автоматные очереди из темноты со всех сторон обрушились на место привала.
Успев захватить вещмешок, Аркан перекатился под нависший над уступом склон горы, на ходу передернув затвор и готовясь отразить нападение противника.