— Игра была просто потрясающей. — Чак сверкнул улыбкой. — Никогда еще не видел Тая в таком ударе. Как он провел последний сет! Три эйса!
— У него всегда была сильная подача, эйсы — его конек.
— Ты уже виделась с ним?
В ответ на такой вопрос от кого-то другого немедленно последовал бы холодный взгляд. Но это был Чак.
— Нет, — отозвалась Эшер с небрежной гримасой. — Но, разумеется, я с ним встречусь, просто не хотела отвлекать его внимание перед матчем. — Она переплела пальцы — старая привычка, говорившая о том, что она нервничает. — Понятия не имела, что он знает, что я здесь.
Отвлечь внимание Старбака от игры…Ей самой стало смешно от таких слов. Никто и ничтоне может отвлечь его внимание, когда он берет в руки ракетку.
— Он сходил с ума, когда ты его бросила, — сказал тихо Чак, и его серьезный тон вернул ее в реальность. Она разжала пальцы, возвращая спокойствие.
— Уверена, что он недолго горевал! — Ей самой не понравилась резкость тона, каким она это сказала. Эшер постаралась уйти от мыслей о Старбаке. — Расскажи лучше о себе. Я видела, как ты рекламируешь новую линию теннисной обуви.
— Как я выглядел?
— Ты был очень искренним. — Она по-доброму усмехнулась. — Я чуть не побежала покупать себе такую же пару.
Он вздохнул:
— Я старался выглядеть как мачо. Чувствуя, как напряжение покидает ее, Эшер расхохоталась.
— С таким выражением? — Она протянула руку и повернула его лицо в профиль и обратно. — Да у тебя физиономия добряка, которому матери могут доверять своих детей.
— Ш-ш-ш, — Чак оглянулся по сторонам в шутливой тревоге. — Не так громко, ты погубишь мою репутацию!
— Твоя репутация была потрепана в Сиднее, — отозвалась она, — три сезона назад. Помнишь? Стриптиз.
— Экзотический танец, — поправил он, — культурный обмен, только и всего.
— Ты выглядел просто милашкой в этих перьях. — И, снова рассмеявшись, она поцеловала его в щеку.
— Мы скучали по тебе, Эшер. — Чак потрепал ее по худощавому, но сильному плечу.
Она посерьезнела.
— О, Чак! А я так соскучилась по тебе. И по всем остальным. Даже не представляла, как сильно, пока не пришла сюда сегодня. — Она немного задумалась и медленно произнесла: — Три года…
— Но ты теперь снова с нами.
Она отвела глаза и согласилась неохотно:
— Да, вернулась, вернее, вернусь через две недели.
— На Форо Италико. — Она одарила его короткой улыбкой, в которой была безрадостная решимость. — Никогда не выигрывала на этом проклятом итальянском турнире. Но на этот раз собираюсь это сделать.
— Это все твой темп, — раздался голос позади нее, и ее плечи напряглись.
Чак смог увидеть на мгновение в глубине ее глаз всплеск страха, но она тут же взяла себя в руки. И когда повернулась к Таю, глаза были равнодушно-спокойны, а он мгновенно заметил, что ее красота, которую он хранил все это время в своей памяти, осталась такой же, нисколько не померкла, а умение сохранять хладнокровие так же сильно, как и раньше.
— Да, ты всегда это говорил, — отозвалась она как ни в чем не бывало. Критическая точка была пройдена еще в момент их безмолвного сражения взглядами на корте. Но вдруг свело желудок. — Ты прекрасно играл, Тай, после второго сета.
Их разделяло теперь не больше фута. Они внимательно разглядывали друг друга, теперь на близком расстоянии, и оба не находили изменений. Как будто не было этих трех лет. И вдруг Эшер подумала, что и двадцать лет не имели бы значения. Сердце колотилось, кровь шумела в ушах. Как всегда при встрече с ним. Все как прежде. Она постаралась отбросить эти мысли. Чтобы сохранить невозмутимость под этим взглядом, надо заставить умолкнуть воспоминания.
А в это время их обнаружили. Пресса не оставляла Тая в покое, репортеры, которые следовали за ним по пятам, теперь почувствовали поживу, увидев их вместе.
Толпа напирала, посыпались вопросы, их почти прижали друг к другу. Не говоря ни слова, он схватил ее за руку и, открыв первую попавшуюся дверь, втащил внутрь. Это оказалась женская комната отдыха, но его это не остановило. Заперев дверь, он прислонился к ней спиной и пронзил Эшер взглядом, в то время как она стояла перед ним, напряженно выпрямившись.
Как и тогда, на корте, полчаса назад, они молча смотрели друг на друга. В глазах Тая не было спокойствия, впрочем, оно вообще было ему несвойственно, в отличие от Эшер. Но она не могла определить по их выражению, что он сейчас чувствует. Даже в ленивой расслабленной позе таилась сила, приближение шторма. Она бесстрашно и спокойно смотрела ему в глаза, зная, что его бесит ее хладнокровие. Он, кажется, готов был ее задушить за это спокойствие.
— А ты не изменилась, Эшер.
— Ошибаешься.
Ну почему в его присутствии ее сердце так бешено колотится, что становится трудно дышать?
— Разве? — Он удивленно вздернул брови. — Посмотрим.
Он был очень несдержан в проявлении эмоций — разговаривая, жестикулировал, дотрагивался до собеседника. Она помнила его прикосновения — на своих руках, волосах, плечах. Именно его живость, темперамент влекли к нему неудержимо. Но и одновременно отталкивали. Сейчас, стоя так близко к нему, она удивилась, что он еще ни разу не дотронулся до нее, просто стоял и смотрел, как будто изучал.
— А ты изменился, — сказала она, — ты не спорил с судьями, не орал. Ни разу не бросил ракетку. — Ее губы изогнулись в легкой улыбке, и она добавила: — Даже после ошибки судьи.
Тай улыбнулся, немного иронически:
— Я завязал с этим уже давно.