В ее ответе, как лишний толчок пульса, мелькнуло сожаление.
Выброс адреналина помог Сергееву сориентироваться. В конце концов, он знал кругом все тропинки. Птица, которая хорошо видела в темноте, помогала ему обходить препятствия.
Огибая застроенные участки, они направились к станции.
Разумеется, на вокзале билетов уже не продавали, но билет, заплатив небольшой штраф, можно было купить на конечной станции, в городе.
В вагоне было почти пусто, только виднелась в дальнем конце какая-то сонная компания.
Как ни странно, работало отопление. Было тепло, даже жарко. По совету Птицы, Сергеев прикрыл клетку со стороны прохода сложенной вдвое курткой.
-- Ты можешь объяснить, что происходит?
Птица взглянула на Сергеева через решетку.
-- Что происходит? Нашей республике пришел конец.
-- Ты мне о республике никогда не рассказывала.
-- А ты не спрашивал. Мной ты вообще не слишком интересовался. Все, что тебя интересовало - расширение твоих собственных горизонтов. Ты вот обращаешься ко мне в женском роде, потому что "птица" женского рода. А ты знаешь, как надо ко мне обращаться?
-- Не знаю... - растерялся Сергеев. - Как?
-- В женском роде. Но ты этого не знал. Я вообще для тебя ворона с короной. Ты чувствуешь себя растерянным, потому что ты вообще никогда не общался с женщинами! Мамочка твоя не в счет. И твоя истеричка-соседка на даче тоже - в любом случае, даже ее ты не очень-то понимаешь!
Сергеев не мог удержаться, чтобы не вообразить Птицу сидящей на гнезде. Кладка, виднеющаяся из-под черного оперения, состояла из золотых яиц.
Птицу это, по-видимому, разозлило, но ее ответную реплику трудно было облечь в словесную форму. В форму зрительных образов, впрочем, тоже.
Она, однако, вернулась к теме республики.
-- У нас была республика. У таких птиц, как я. Мы живем очень долго, дольше, чем вы, люди. Вы, при наших способностях, вообще не способны в обычных обстоятельствах причинить нам вреда... Но всем всегда хочется большего...
-- Но вы же можете все - переноситься в пространстве...
-- Для этого требуется слишком много энергии. Даже если переносится только дух. Ты что, думаешь, мы с тобой переносились в теле?
-- Мне казалось - да...
-- Ошибаешься!
Сергеев протер стекло. Вдалеке (судя по скорости движения) мерцали огоньки. Что там такое? Мелькнула и ушла мысль - не попросить ли Птицу, как в былое время, перенестись туда, пусть без тела. На это, наверное, понадобилось бы слишком много энергии. Откуда она берет ее?
Он взглянул на клетку. Вид Птицы показался ему болезненным.
-- У тебя все в порядке?
-- Ничего страшного. Но я все же хотела бы отдохнуть.
И она решительно сунула голову под крыло, наружу торчала одна лишь корона.
4
Почти до самого города Сергеев вынужден был предаваться бесплодным размышлениям о республике птиц, разговор о которой был оборван на полуслове. Что же с ней случилось?
Он придвинул клетку поближе к себе и положил руку поверх куртки. Ему хотелось, чтобы Птица принадлежала ему и никому больше.
Что с ней случилось, думал он, - так можно думать о неудачно повернувшихся выборах какого-нибудь президента, чтобы отвлечься от мыслей о сиюминутной опасности, даже если она является в конечном счете следствием этого ошибочного выбора. Слишком она конкретна, слишком мороз пробирает по коже.
Его не очень удивило - как ход в давно просчитанной неведомым противником комбинации, которую тебя угораздило проглядеть (но ты ведь чувствовал, что что-то готовится), когда двери вагона с треском разъехались, выплюнув не то группу пьяных десантников, не то морячков, не то "братишек". Единственным объединяющим признаком веселой компании были полосатые тельняшки, бутылки с пивом и обилие татуировок на открытых частях тела.
Многоголовое, многоногое, снабженное многочисленными тяжелыми кулаками чудище с шумом приближалось по проходу. Они просто не могли не обратить внимания на Сергеева с клеткой, одиноко сидевшего у окна.
Они и обратили - но тревога оказалась ложной. Они были близко, когда Птица высвободила голову из-под крыла. Вокруг нее зажглось красноватое сияние.
Группа рассыпалась на отдельные составляющие. Двое передовых замедлили ход, даже слегка отшатнулись, с опаской уставились на Сергеева, и затем все, какие-то притихшие, повалили мимо и дальше. Только на выходе из вагона голоса снова грянули в полную силу.
-- Ты подумал, куда мы поедем? - спросила Птица.
-- Можно попробовать к тете Маше.
Идея возникла у него внезапно, до этого Сергеев думал о другом. Ехать на родительскую квартиру было бы абсурдом. Пусть родители думают, что он на даче, это дает лишнюю степень свободы. Кроме того...До сего момента Сергеев ни разу не задавал себе вопрос - почему родители, еще несколько лет назад так преувеличенно заботившиеся о его безопасности (правда, чужими усилиями), внезапно оставили его в покое. И вдруг он понял - тогда их еще тревожило чувство вины перед ребенком, которого недостаточно любили. Теперь это прошло, и страх, и радость, и любовь для них теперь окончательно связаны только с деньгами. Опасно отдавать контроль над ситуацией таким людям. Присутствие Ночной Птицы наталкивало на неожиданные мысли.
Тетя Маша (старшая сестра отца) держалась в стороне от семейного бизнеса. Она даже до сих пор продолжала работать - не то преподавателем, не то научным сотрудником в медицинском институте. Среди увлечений Сергеева (правда, в раннем возрасте) было увлечение микробиологией. Он до сих пор помнил несколько поездок к ней домой - запах застарелого табачного дыма, старинный микроскоп с его медным тубусом, кипарисовое масло, которое приходилось капать под объектив для получения наибольшего увеличения, цветные препараты - окрашенные бактерии чумы, холеры, туберкулеза, сибирской язвы - в поле зрения... Телефон тети Маши он помнил, квартиру тоже мог найти по памяти.
Метро уже заканчивало работу, но у вокзала все еще дежурили многочисленные машины.
5
-- Ты хочешь, чтобы мы ее выпустили?
-- Спроси сама, она может разговаривать.
Тетя Маша, в прожженном шелковом халате и с сигаретой в руке, склонилась над клеткой. Даже глаза у нее были табачного цвета.
Вытянутое, желтоватое лицо. Волосы - вьющиеся, но с сединой, не очень-то красиво. Смуглая морщинистая кожа в вырезе халата. В глубине выреза - белая, гладкая. Нежданые, незваные - гости подняли ее с постели. Правда, она сама ничего не имела против... Лучше, чем одиночество.
-- Ты знаешь, мне всегда очень нравились птицы...
По-видимому, не произнося вслух ни слова, Птица могла общаться с кем угодно.
-- Ты прав, она хочет оставаться в клетке. Пошли на кухню. Если вы хотите, чтобы я посреди ночи что-нибудь придумала, мне понадобится кофе. Много.
Правда, помимо кофе, гостеприимная квартира мало что могла предложить к столу. Сергеев пил кофе с сахаром, тетя Маша - без, для Птицы нашлась половинка банана. Наконец-то Птица продолжила свой рассказ.
Птица обращалась в равной степени к ним обоим. Сергеев и тетя Маша свои реплики, из вежливости по отношению друг к другу, произносили вслух.
-- Как я уже говорила, у нас была республика. Человеческие дела нас не очень-то интересовали. Мы не испытывали необходимости в технике - это вы без нее не можете ступить ни шагу. Пока мы не пользовались техникой и не вмешивались в ваши дела, вы нас попросту не замечали. Достаточно было не слишком отличаться от других птиц, обладать осторожностью и разумом...
-- А это? - тетя Маша указала на корону.
-- Тогда этого не было.
-- Кроме нас, вы единственные разумные существа на Земле? - задал Сергеев давно уже интересоваший его вопрос.