Синьор Лугетти услышал, наконец, мое «нет», высоко поднял брови, посмотрел на меня с недоумением, вздохнул и сказал:
— Синьор Кампора, вы, конечно, все еще недоумеваете, при чем здесь криминал, какое вы ко всему этому имеете отношение. Хотя я по вашим глазам вижу, что кое о чем вы все-таки догадываетесь, да, я вижу, и, вполне возможно, вы недалеки от истины… Смотрите. Можно говорить о том, что в момент Большого взрыва Вселенная родилась, а можно говорить, что — погибла. Поскольку мы живем в эмуляции, то второе предположение более обосновано с точки зрения квантовой космологии. Хотите аналогию, чтобы было понятнее? Вчера показывали по телевидению, как террорист-смертник взорвал себя на вокзале в Буэнос-Диасе. Тридцать два человека погибли, но я не о том… Когда он нажал на кнопку, и произошел взрыв… Представьте, что вы находитесь там, внутри плазменного расширяющегося облака, вы только что осознали себя, созданные случайной игрой физических величин из соединяющихся друг с другом плазменных сгустков, расширяющихся со сверхзвуковой скоростью и вот-вот готовых рассеяться… Да, время… Время — понятие относительное. Время бабочки — одно, для черепахи время течет иначе, и оба воображают, что прожили одинаково долгую и счастливую жизнь. А время существа, живущего в сгустке плазмы… То есть, ваше время, да. Вам кажется, что минули столетия, а с точки зрения жертвы, которой острый гвоздь угодил в солнечное сплетение, все заняло доли секунды и было так оглушительно… Да. Разве не покажется вам, что вы живете в расширяющейся Вселенной, возникшей в момент Большого взрыва, в тот момент, когда смертник нажал на кнопку? С вашей точки зрения, мироздание возникло из ничего, потому что вы ничего не знаете ни о Буэнос-Диасе, ни о гражданской войне, ни вообще об огромном внешнем мире, который тоже, видимо, возник из… Это другая эмуляция. Да. И за те десятые — с точки зрения жертвы теракта! — доли секунды, в течение которых плазменное облако будет рассеиваться над городом, разве у вас, в вашем мире не пройдут века и эпохи, и вы разве не будете биться над вопросом — откуда все пошло, и как родился ваш мир, хотя на самом деле этот ваш мир — это мир смерти, разрушения, но вам никогда не придет в голову хотя бы попытаться понять, почему это случилось, кто и главное, почему нажал на кнопку…
Хорошо, что синьор Лугетти опять сделал паузу — должно быть, перехватило дыхание, он ведь говорил, не переставая, не позволяя мне вставить слово, но и себе не давая ни малейшей передышки, видимо, все-таки боялся, что я встану, брошу на стол несколько купюр и уйду, не попрощавшись.
— Это разные вещи, синьор Лугетти, — сказал я. — Бомбу в Буэнос-Диасе взорвал смертник. Вы же не станете искать виновника внутри гриба, возникшего в момент взрыва! Виновник — снаружи.
— Вот! — воскликнул он и закашлялся так сильно, что мне пришлось встать, обойти стол и крепко стукнуть его по спине. Синьор Лугетти перестал кашлять, удивленно посмотрел на меня снизу вверх и, неожиданно улыбнувшись, сказал: — Спасибо.
Я вернулся на свое место и положил руки на стол.
— Интересно, — сказал я. — Никогда не думал, что всю эту хрено… я имею в виду физику… сотворение и гибель мира… можно рассказать так образно. Сижу, слушаю, даже спорить с вами пытаюсь. Но давайте все же перейдем к делу. Вы меня наняли…
— Уже нанял? — быстро спросил он, и рука его с рюмкой дрогнула, пара капель вина пролилась на скатерть, и синьор Лугетти, допив «кьянти», принялся тщательно протирать пятнышко бумажной салфеткой. Аккуратный.
— Мы вроде договорились о гонораре? — спросил я в свою очередь и забрал из его руки салфетку: все равно пятнышко останется, пусть этим займутся в прачечной. Всякая аккуратность имеет границы. И главное — смысл.
— Да, — кивнул он.
— Тогда давайте серьезно. Ваши аналогии понятны. Ваше желание объяснять образами я тоже понял. Случившееся стало для вас таким же потрясением, как Большой взрыв — для нашей Вселенной. Так, верно? Вы даже сейчас не в состоянии говорить о произошедшем прямым текстом. Не качайте головой, я знаю, что это так, мне уже приходилось встречаться с… Года три назад… да, точно, три с половиной года, зимой, явилась ко мне дама и принялась рассказывать, как ужасно, что увял ее любимый цветок… гортензия… не потому увял, что холодно, а потому, что кто-то обломил ей ветви, и она не выдержала… Ну, в таком духе. Признаться, я решил сначала, что она сбежала из больницы, но, глядя в ее совершенно здоровые глаза — ни тени безумия, можете мне поверить! — понял, что это просто метод изложения… Случившееся так ее потрясло, что она не в состоянии была называть вещи своими именами. Пришлось продираться сквозь иносказания. Гортензия — это имя ее подруги, как вы могли догадаться. Они были в лейсбийской связи довольно долго, а потом та… гм… решила выйти замуж. Предательство, да? И муж Гортензии… ну, так показалось моей клиентке… попросту ее сломал, как цветок, сломал ее характер, ее жизнь…
Я тоже говорил долго, в таких случаях без монолога обойтись невозможно, я уже через это проходил и не только с синьорой Марией и ее любимой Гортензией, был и еще случай… говорить надо, не переставая, переводить стрелки в мозгу, переводить способ мышления с мифологического на обычный, это может получиться, а может и нет, с Марией получилось, и я тогда смог вернуть ей… не подругу, подруга так и осталась с мужем… вернуть ей веру в себя, в то, что она еще будет счастлива. Может, она и стала счастливой, не знаю, я ее с тех пор не видел. И этот Лугетти, конечно, тоже…
— …я понимаю ваши аналогии и даже готов их интерпретировать, как сами вы в своих научных исследованиях интерпретируете явления мирового порядка, но, боюсь, если я займусь собственными измышлениями, мы далеко не продвинемся, и проблема ваша останется не решенной, а я не хочу, чтобы вы зря тратили деньги. Полагаю, Большой взрыв — ваше сравнение с терактом это доказывает — говорит о том, что с близким вам человеком произошло нечто… он не погиб, полагаю, иначе… да, иначе Вселенная не возникла бы вовсе… он не погиб, но стал калекой, и это не был обычный теракт, когда известно кто исполнитель, но непонятно, кого призывать к ответу. Вы говорите, что у вас есть подозреваемый, значит, это не классический теракт, а скорее криминальная разборка… Да, и ваш знакомый… кто-то из близких попал в эту переделку… случайно, полагаю… и теперь вы хотите выяснить — кто, почему, где этот человек… то есть, вы это уже выяснили, да?… И хотите от меня, чтобы я или подтвердил ваши подозрения, или опроверг… так?
Я спросил не для того, чтобы получить ответ, но чтобы проследить за выражением его лица, за взглядом — он еще не был готов отрешиться от своих аналогий и заговорить нормальным человеческим языком, а в глазах ответ мог уже проявиться. Да, сказал его взгляд — так разговаривают с тяжело раненым, когда все лицо забинтовано, тело в гипсе, и лишь глаза живут, с глазами только и можно вести диалог: "Если да, моргните один раз, если нет — два".
Он моргнул один раз.
И сказал:
— Что за чушь вы городите, синьор Кампора?
Чушь. Конечно. Он так и должен был отреагировать. И я продолжал, не обращая внимания не его сопротивление:
— …Это человек — тот, что пострадал во взрыве — женщина?
Да, — сказали его глаза.
— Нет, — произнес он вслух, взгляд его оставался серьезным, а губы раскрылись в странной иронической улыбке. — Конечно, нет.
— Замечательно, — сказал я, не зная, чему верить больше — взгляду или улыбке. — Значит, мужчина. Пошли дальше. Подозреваемый, тот, кого вы не хотите назвать, — женщина, верно? Человек, заказавший взрыв, я имею в виду.
— Да, — кивнул он, и взгляд подтвердил сказанное. — Женщина. Как вы догадались?
Ну вот, хотя бы в этом он со мной согласился.
— Неважно, — сказал я, улыбнувшись. — Если вы назовете ее имя, я смогу за ней проследить, определить связи… этим, собственно, мы и занимаемся. Вас, насколько я понимаю, интересует мотив? И способ? Ну и, естественно, все доказательства причастности вашей… подозреваемой?