— Попозже, милейший, попозже, — солидно кашлянул Мышкин. Он видел, как от стола хозяина на него вызверился Леха Жбан, но сделал вид, что не признал.
— Как будет угодно, — любезно продолжал барашек. — Супец нынче отменный, утренней доставки…
Не дослушав, Мышкин пошел прочь.
Возле туалета с дверями под мрамор и с кисейными шторками дежурил рослый детина, из-под распахнутого ворота выглядывала спецназовская тельняшка. Встретились взглядами, спецназовец улыбнулся, блеснув зубами.
— Можно, дяденька, заходи, не робей.
— Бывает, что нельзя? — спросил Мышкин.
— Бывает, и нельзя, — подтвердил охранник, видно заскучавший на своем посту. Мышкин оглянулся: коридор пуст. Помеху следовало устранить немедленно, и он выбрал самый простой способ. Спецназовец стоял расслабленный, с опущенными руками, не ожидая, конечно, подвоха от пожилого, праздного богача. Проходя мимо, Мышкин, изогнувшись, впечатал локоть в упругое брюхо и, не дав опомниться, перехватил согнувшегося детину за шею. Крутнул так, что хрустнули позвонки, и, не мешкая, втащил обмягшее тело в сортир. Там удобно приспособил его на стульчаке в одной из кабинок и аккуратно заклинил дверь. Помыл руки в мраморном умывальнике, щедро попользовавшись ароматным, ало-сине-белым полосатым мылом. Хотел даже прихватить кусок с собой, чтобы показать Тарасовне, чем моются настоящие господа, но не нашел, во что завернуть.
Теперь оставалось только ждать. Мышкин надеялся, что ждать придется недолго: многим в городе известно, что могучий и непреклонный Алихман-бек от больших нервных перегрузок маялся мочевым пузырем.
…По знаку владыки Гарик Махмудов привел за стол маленького, невзрачного человечка, одетого в большой, не по росту, клубный пиджак, и с таким же, под цвет пиджака, личиком, будто свеколка, на котором, однако, светились умные, немигающие глаза, выдающие достаточную независимость их владельца. Это был Гоша Прохоров, по кличке «Дрозд», посланец дружеской казанской группировки, прибывший в Федулинск исключительно по служебной надобности. Алихман-бек милостиво протянул над столом волосатую руку, которую Гоша почтительно пожал двумя руками, но целовать не стал. Алихман-бек едва заметно поморщился.
— Как дела, Георгий? Все ли в порядке у наших казанских братьев?
Дрозд ошивался в Федулинске вторую неделю, никак не мог добиться аудиенции, но сейчас ничем не выказал неудовольствия. Он не первый год сотрудничал с горцами, привык к их дипломатическим уловкам, иногда оскорбительным, но всегда тщательно продуманным. Да и ему ли обижаться на Алихман-бека. В иерархии мудреного российского бизнеса у них слишком разные весовые категории.
— Спасибо, хозяин, что пригласил за стол, — неожиданным басом заговорил Гоша, чуток сморгнув, отчего по малиновому личику пробежали серебристые тени. — У нас все в порядке, чего и вам желаем, достопочтимый бек. Искренний привет тебе от Миши Крученого и ото всех наших братьев.
Владыка слегка поклонился, обернулся к Гарику Махмудову.
— Ихний Миша из Казани мне — как сын родной. Три года вместе баланду хлебали… Я слышал, Георгий, Миша напрямик с американцами связался. Через Борисову администрацию действует. Правда или нет?
— Есть маленько.
— Так чего же ему от меня понадобилось, раз он такой большой вырос? — в деланном удивлении Алихман-бек вскинул черные брови. — Мы-то в дамки не лезем. Наша территория не дальше Арарата.
Дрозд учтиво поерзал в своем непомерном пиджаке. Алихман-бек прекрасно знал, зачем он нужен казанским, валял дурака, что вполне понятно. Есть много способов набить цену товару, это один из них. Как и недельная волынка со встречей. Дескать, вы нас ищете, не мы вас.
Дрозд решил, хватит тянуть резину.
— Извини за прямоту, досточтимый, деньги из Казани месяц назад ушли, с двумя курьерами, но ответа нет. Миша в затруднении. Не знает, как понимать.
Алихман-бек тупо на него уставился, изумление бека, казалось, достигло предела.
— Какие деньги, Георгий? Сколько?
— Два лимона, досточтимый. В чистой валюте.
Владыка перевел обескураженный взгляд на Леху Жбана, на Гарика Махмудова, словно прося подсказки.
— Прыткие они там, — прогудел Леха. — Как блошки под ногтем.
Махмудов ответил более вразумительно:
— Наверное, ему нужен порошок. Который на складе. Половина майского запаса.
— И деньги пришли?
— Вроде пришли. Но по старой цене. Без учета кризиса.
— А-а, — Алихман-бек звучно хлопнул себя ладонью по лбу, словно прозрел. — Так вот ты о чем, Георгий…
— Именно, — подтвердил Дрозд. — В полном соответствии с контрактом.
Алихман-бек спросил:
— А где твои полномочия, Георгий, чтобы вести такие важные переговоры?
Дрозд вежливо подыграл, изобразил смятение, но в глазах застыла скука, которую трудно скрыть.
— Какие полномочия, досточтимый? Деньги получены, товара нет. Скажи, почему нет, я поеду к Мише.
— Поедешь, как же! — не удержался Жбан. — Говорил же, они прыткие, как блохи.
И Гарик Махмудов осудительно цыкнул зубом. Алихман-бек загнул один палец.
— Значит, так. Полномочий нет — это одно. И цена изменилась, ты же слышал. Это второе. Даже не знаю, как быть. Выпей водки, Георгий. Спешить некуда, да? Раз уж пришел, выпей водки. Освежись. У нас водка хорошая, горькая, в Казани плохая, сладкая. Я пил. Но давно.
Дрозд послушно махнул фужер с ледяным «Кристаллом», утер губы ладонью.
— Извини, досточтимый, но так не бывает. Какая цена в контракте указана, такая и должна быть. На ходу цену не меняют.
— Ты уверен, Георгий? — от вкрадчивого тона Алихман-бека Дрозда передернуло. Свекольные щеки порозовели. Он был наслышан, на какие выходки способен непредсказуемый горец, но страха не испытывал. Бывший комсомольский работник Гоша Прохоров за десять лет свободного предпринимательства нагляделся всякого и мысль о внезапной смерти давно утратила для него свою остроту. Как и для большинства российских бизнесменов, ощущение скорой физической расправы стало для него непременным фоном любой мало-мальски выгодной сделки, но он верил в свою звезду, как отчаянный игрок верит в то, что последняя ставка, ради которой он заложил голову, принесет ему наконец удачу.
— Нет, не уверен, — ответил он спокойно. — Ведь кто я такой? Всего лишь посредник. Почему сердишься, досточтимый бек? Скажи новые условия, я передам Крученому. Он, наверное, согласится.
— Почему согласится?
— У него нет выбора. Ты контролируешь восточные коридоры. Он гордится дружбой с тобой. Но Миша тоже не может долго работать себе в убыток. С экономикой не поспоришь. Дай ему роздыху, бек. Это взаимовыгодно.
Алихман-бек задумался, глядя куда-то далеко поверх ресторанных голов. Может быть, ему явилось отчетливое видение родных ущелий. Сердце давно тосковало по солнечной, прекрасной родине, чьим преданным сыном он остался навеки. Разве не ради нее, любимой и светлой, все его великие труды? Незавидна участь абрека, вынужденного жить среди говорливых, коварных, трусливых, лживых русских свиней, но таков его рок: вместе с верными кунаками, не покладая рук, не зная отдыха, рубить окна в Европу и в Америку, и они уже прорублены наполовину. Уже грозная, спесивая Россия, мать всех пороков, покорно преклонила колени.
Он с сочувствием смотрел на мелкого, красномордого русачка в нелепом пиджаке, ерзающего, как шлюха на колу, изображающего значительную фигуру, но готового, как все они, снова и снова безропотно платить дань.
Жалкое, бессмысленное племя. Единственная сила этих людей в том, что их слишком много копошится на необозримых пространствах, и острые зубки вырваны еще далеко не у всех.
— Хорошо, Георгий, — сказал примирительно. — Передай Мише, с каждого доллара набавляю десять центов. Это не моя прихоть. Накладные расходы растут, рубль падает, пусть Мишин бухгалтер посчитает. Лишнего я не беру.
Гоша Прохоров достал из внутреннего кармана пиджака простенький калькулятор и застучал по кнопкам с изумительной быстротой. Поднял на бека равнодушные глаза.