Кейн вышел из своего кабинета. В соседней комнате несколько служащих занимались своими делами и звонили по телефону.
— Вальдес!
Молодой человек с темными волосами приподнялся. Кейн жестом разрешил ему сесть и вручил бумажку с данными подозреваемой.
— Прогони это через компьютер, ладно? Посмотри, может быть, в других штатах что-нибудь известно о ней. Хоть что-то.
— Все понял. Как быстро это надо сделать?
— Вчера.
— Сделаю все, чтобы помочь вам, — и Вальдес, отдав Мэдигену честь двумя пальцами, исчез.
Кейн обернулся и увидел Лиз, не отводящую от него глаз, в которых все так же горел огонек надежды.
— Есть и еще кое-что. Она затаила дыхание: — Да?
— Женщина, которая позвонила в участок, клянется, что она слышала на прошлой неделе детский плач. А еще я нашел в мусоре пеленки вместе с этим. — Кейн вытащил из кармана своей куртки смятый листок, который валялся за мусорным ведром. Он обнаружил его только тогда, когда еще раз обыскал комнату. Детектив разгладил листок на столе. Это была страничка из газеты, выходящей в Лас-Вегасе, месячной давности. Она могла что-то подсказать, но что, Кейн пока понять не мог. Может быть, что-нибудь обнаружит лаборатория.
Звук открывшейся двери заставил Кейна обернуться. В комнату заглянул вернувшийся с ланча Хендерсон.
— Привет! А я решил, что вы уже дома и принимаете душ.
Его круглое лицо расплылось в улыбке, когда он узнал Лиз:
— Кое-что проясняется.
— Хочется надеяться, — кивнул в ответ Кейн. Лиз откликнулась на теплую улыбку полисмена:
— Привет, сержант.
Хендерсон взял ее ладонь и пожал обеими руками:
— Как у вас дела?
Она бросила взгляд на Кейна.
— Все зависит от того, что найдет мистер Мэдиген.
— Он уже предлагал вам кофе? Лиз покачала головой.
— Нет.
Сержант сделал шаг в сторону коридора. Она видела, как сжались губы Кейна, а ей не хотелось сделать что-нибудь такое, что дало бы ему повод попросить ее уйти. Для нее было важно находиться здесь, ближе к центру событий.
— Нет, нет! Мне не хочется, и я не хочу доставлять никаких хлопот.
— Никаких хлопот. Вернусь через минуту. Кофе не очень хороший, но все же заставляет нас двигаться. — Хендерсон поспешно вышел.
— Хендерсон — ваш напарник? Я имею в виду сержанта…
— Нет. — Кейн засунул блокнот в задний карман. — Просто сотрудник, помогающий мне в этом деле.
Их всего-то пять человек, подсчитал он про себя: он никогда не ставил себя над другими людьми, но и в один ряд с ними — тоже. Да, этот человек работает без напарников, один, подумала Лиз, изучая его. Он одиночка, который ни с кем не делится мыслями, пока обстоятельства не вынудят сделать это, и то он станет старательно отмеривать каждое свое слово. Напарник может вторгнуться в его тщательно оберегаемый от посторонних внутренний мир. Лиз размышляла: в чем причина его замкнутости? Она-то всегда была частью семьи, ее жизнь была неразрывно связана с нею, сколько она помнила себя.
Кейн чувствовал, что его изучают. Лиз возникала откуда-то из уголков его сознания за эти последние три недели не раз. И отчасти она была виной его собачьего рвения в этом деле. Ее глаза. И вера, которую он читал в них, оказывала даже большее воздействие, чем выражение отчаяния. Эта женщина не могла оказать большего воздействия на Кейна, чем доверяя ему.
Кейн не был хорошим собеседником и всегда относился к разговорам, как пустой трате времени. Но сейчас что-то заставило его обратиться к Лиз:
— Как вы чувствуете себя?
Он видел ее в одиннадцатичасовой передаче новостей в первый вечер после похищения. Она выглядела бледной и изможденной. Сейчас на ее щеках появился слабый румянец. Это естественный цвет ее кожи или следы косметики?
Лиз была благодарна Кейну за его простой человечный вопрос. Тяжесть у нее на душе несколько уменьшилась.
— Ничего, полагаю, оттого, что я здесь.
Кейну не хотелось, чтобы она испытала чувство горечи, ведь Вальдес мог вернуться в любой момент с отрицательным результатом. Он устало провел ладонью по лицу, пытаясь собраться.
— Послушайте, Лиз, я должен сказать вам, что у нас нет никаких гарантий. Большая часть преступлений остается нераскрытой. Ладно, я не должен бы вам такое говорить, но я почти не спал эти две недели, и мой мотор работал лишь на том горючем, что содержится в кофе.
— Вы только сказали правду…
— Это от недосыпания.
Лиз наклонилась над его исцарапанным столом:
— Может быть, вам лучше пойти домой отдохнуть, а мне остаться?
Кейн засмеялся.
— Когда мы получим какое-то известие от Вальдеса, мы оба пойдем домой. Договорились?
Лиз не хотела идти домой. Она хотела быть здесь с ним, отрабатывать каждую версию, беседовать с людьми, которые хоть чем-то могли ей помочь. Но она и умолчала об этом, коротко сказав:
— Идет.
Лиз положила свою ладонь на его руку. Когда ее пальцы скользнули по его руке, между ними словно проскочила искра: чувство, которое невозможно объяснить.
Это оттого, подумал Кейн, что он устал. Вот почему это произвело на него большее впечатление, чем могло бы. Он не владеет собой, и будет хорошо, если ему удастся благополучно добраться до дома.
Лиз же испытала от этого короткого прикосновения неведомое ей раньше чувство — чувство уверенности в том, что она находится под защитой, что все рано или поздно будет в порядке.
Наконец в комнату ворвался возбужденный Вальдес, привнеся с собой дух энтузиазма. Кейн и Лиз бессознательно отдернули руки. Если Вальдес и заметил что-то, то не подал виду.