Элизабет тогда едва сдержалась, чтобы не закричать. Вечером она не вышла к ужину и до глубокой ночи не вставала с колен, моля Бога помочь нейуортцам и их хозяину.
А потом донеслись слухи, что Нейуорт выстоял, а шотландцев потеснили. Сэр Ричард Вудвиль велел без промедления откупорить бочонок доброго вина и всем пить за победу английского Льва над шотландскими Месяцем и Звездой. И хотя в замке веселились, а крестьяне погнали обратно в селения скот и повозки с поклажей, дочь старого рыцаря была задумчива и не принимала участия в увеселениях.
Через несколько дней, когда Элизабет пряла у себя в опочивальне, к ней, тяжело отдуваясь, поднялась нянька Бриджит.
– Вот, леди, ежели вы желаете полюбоваться на своего дружка и спасителя, то подите гляньте. Он там, в большом зале, и честит вашего батюшку на чем свет стоит.
Элизабет мигом сбежала вниз.
Едва войдя в зал, она поняла, что страсти там накалены до предела. Ее отец и молодой Майсгрейв говорили резко, отчаянно жестикулируя, и их большие тени, отбрасываемые светом камина, причудливо двигались на стенах.
Спрятавшись за квадратной колонной, Элизабет с изумлением глядела на Филипа Майсгрейва, которого знала так давно, еще с детства. Теперь это был настоящий воин, рослый и могучий, с шапкой светлых вьющихся волос и настолько похожий на своего отца, что Элизабет в первую минуту показалось, будто она видит перед собой покойного сэра Джона. Однако, несмотря на сходство и могучее телосложение, было видно, что Филип еще очень молод, хотя его синие глаза под темными бровями светились умом и были серьезны, как у немало повидавшего в жизни человека.
Опершись на длинный дубовый стол и подавшись вперед, он с жаром говорил:
– Всегда, когда вы нуждались в помощи из Нейуорта, вы получали ее. Вам ни в чем не отказывали, ибо, видит Бог, мы, приграничные жители, должны держаться сообща, если хотим отстоять свои владения. Когда вас, сэр рыцарь, постигло горе и старый Вудвиль-холл сгорел, мы оказали вам гостеприимство. Когда на ваши земли нападали бандиты из-за Твида, мы всегда поддерживали вас. Мои родители считали вас хорошим соседом, и перед смертью матушка велела мне во всем советоваться с вами, как с надежным другом. И что же?.. Ни разу с тех пор, как мне довелось стать хозяином Гнезда Орла, вы не оказали мне ни малейшей поддержки. Я был молод, наивен, я считал, что дела ваши еще не поправились и грешно лишний раз тревожить вас. Но ведь ваши дела давно уже в порядке! Отчего же, когда я один-единственный раз обратился к вам за помощью, вы поступили как трус и предатель?!
– Мальчишка, наглец! Не сметь!.. – рванулся вперед старый рыцарь.
Филип выпрямился.
– Сэр Ричард Вудвиль, я объявляю вам, что вы негодяй и трус! Если бы не ваши седины, я бросил бы вам перчатку в лицо, хотя уверен, что будь вы моложе годами, то и тогда уклонились бы от поединка, как презренный трус!
– Вон! Вон из моего дома! Щенок, дикарь, ты не пережил того, что пришлось пережить мне. Перед всей округой ты щеголяешь своим оружием, хвастаешь своими разбойничьими набегами, но ты ни разу не познал горечи бессилия и утраты. А я сполна изведал, что это такое. Теперь я стар, у меня дочь на выданье, малые сыновья и беременная жена. Как я мог рисковать?
Филип Майсгрейв усмехнулся:
– Да, я никогда не бывал побежден, но еще несколько дней назад был близок к тому. И если бы не помощь благородных друзей, я тоже вкусил бы горечь поражения и, пожалуй, лишился бы жизни. Вы же, сэр, струсили, причем струсили подло, ибо я отослал гонца к вам, когда шотландцы уже отступили от стен Уорнклифа!
Элизабет стояла, спрятав лицо в ладони. Ей было ужасно стыдно, ее щеки, уши, даже шея горели огнем. И, самое главное, она знала, что Филип Майсгрейв прав. Но вместе с тем ей было до боли жаль отца.
Сэр Ричард задыхался от гнева.
– Я велел тебе немедленно покинуть мой дом. Наглец! Я прикажу слугам отделать тебя, как паршивого щенка!
– Болтовня, – спокойно сказал Филип. – Вы на это не пойдете, ибо побоитесь мести с моей стороны. Итак, прощайте, малодушный сэр. И да убережет Господь ваших детей стать похожими на вас!
Он повернулся и двинулся прочь. Его шаги гулко отдавались в высоких пустых переходах. Сталь кольчуги позвякивала при каждом движении.
Сэр Ричард Вудвиль какое-то время глядел ему вслед, а затем со стоном рухнул в кресло.
Элизабет не выдержала и бросилась к нему:
– Отец! Отец!..
Она ничего не могла прибавить, ее душили слезы. Рыцарь отшатнулся от дочери:
– Боже правый! Лиз, ты подслушивала?
Элизабет молчала. Внезапно сэр Ричард оттолкнул ее от себя:
– Прочь! Уходи! Не смей показываться мне на глаза, низкая шпионка!
Девушка, рыдая, взбежала наверх.
После этого случая их отношения стали ровными и холодными. А потом нагрянул жених – нарядный шумливый Джон Грэй, и сэр Ричард увивался вокруг будущего зятя. Он явно торопил его со свадьбой, но Элизабет уже гораздо меньше нравился этот крепкий, пышущий здоровьем человек с громовым голосом и роскошной волнистой бородой. Не отдавая себе в том отчета, она непрестанно думала о Филипе Майсгрейве.
В один из серых туманных дней в начале зимы лорд Грэй с Элизабет и ее отцом отправились в местную церковь к обедне. Сэр Джон весьма гордился красотой юной невесты и старался как можно чаще появляться с ней в людных местах.
Элизабет помнила, что ехала на крупном буланом жеребце, в высоком дамском седле со спинкой и подлокотниками. На ней был плащ из бледно-лилового сукна, подбитый дорогим мехом, а ее светлые мягкие волосы были перевиты жемчужными нитями. Элизабет знала, как она хороша, и гордилась собой. В церкви она величественно прошла сквозь толпу и опустилась на колени между отцом и женихом, чувствуя на себе множество взглядов. Ей было трудно сосредоточиться на молитве, и она повернула голову. Неподалеку, опершись плечом о колонну, стоял Филип Майсгрейв и пристально рассматривал ее.