Она чувствовала себя дерьмово, зная, что он получит её послание, прикованный к постели за тысячу миль отсюда. Все те фотографии…
Её последний любовник зашевелился рядом с ней на кровати. Молодой мускулистый и очень выносливый. Его прозвище было Огурец по вполне понятной причине. Его глаза приоткрылись.
- Ещё немного кончи для котёнка? - поинтересовался Огурец.
Клара нагло улыбнулась и раздвинула ноги:
- Мяу, - ответила она.
* * *
Голос доктора звучал приглушенно из-за голубой хирургической маски. Он был американцем, одним из последних членов группы ООН. Говард ясно понимал его слова, какими бы мрачными они не были.
- К сожалению, мистер Моли, ваши анализы крови выглядят ужасающе, споры…
Говард кашлянул белой пылью, его горло разрывалось от боли, даже когда ничего его не беспокоило.
- Я не понимаю. Споры - это же простая одноклеточная гамета! Даже самые слабые антибиотики убивают их!
Глаза доктора были маленькими и жесткими над синей маской:
- Механизм рождения этих спор, мистер Моли, по-видимому, функционирует так же, как механизм липидного агрегированного вируса. Попав в кровоток, они покрывают себя триглицеридами сыворотки средней и низкой плотности, чтобы защитить себя от всех реакций иммунной системы и антибиотикотерапии. Другими словами, мистер Моли…
Говард отмахнулся от него. Ему не нужно было заканчивать. Тело Говарда уже полностью было разорвано ярко-красными гребнями грибковых наростов. Некоторые из них были довольно большими, примерно размером с кофейное блюдце, разрезанное пополам. Из-за жесткой, волокнистой мицелии, которая проросла через его тело, как паутина проводов, они не могли быть удалены. Он чувствовал, как маленькие грибки растут у него во рту, в ноздрях, даже по краям век.
Вчера он снял больничный халат, чтобы проверить свой пах. Пениса уже не было. На его месте было просто острое красное гнездо блестящих наростов.
- Другими словами, - он закончил за доктора, - я умру.
- Мы сделаем всё возможное, чтобы вам было комфортно, - сказал врач. - Кстати, вам пришло письмо. Если хотите, я открою его и прочту вам. Если так будет проще.
- Письмо! Мне! - oбрадовался Говард.
Он протянул руку, покрытую грибком.
Прекрасный витиеватый почерк сверху принадлежал Кларе. Его пульс участился. Внезапно, несмотря на окончательный, неутешительный прогноз, он почувствовал радость.
Свет любви наполнил его умирающее сердце. Ведь Клара, наконец, написала ему, чтобы рассказать о своей любви к нему.
Теперь я могу умереть, - подумал он, открывая надушенный розоватый конверт, он не боялся смерти. Теперь он умрет не в одиночестве.
Она написала. Она все еще любит меня.
Его чешуйчатые пальцы тряслись. Его лицо озарилось самой яркой улыбкой, на которую теперь было способно.
Из конверта выпала стопка полароидных снимков.
Он посмотрел на письмо. Оно содержало всего одну строчку:
«Вот так сильно я тебя люблю»
Казалось, его глаза были открыты рыболовными крючками. Его сердце бешено колотилось в груди, а кровь снова превратилась в слизь.
Его покрытые чешуей пальцы перебирали фотографии одну за другой. С каждым просмотренным снимком он чувствовал, как лопата могильной грязи падает ему на лицо.
* * *
Это был яркий, жаркий субботний день, когда Клара узнала о смерти Говарда. Она возвращалась в общежитие после принятия солнечных ванн за зданием кампуса в белом бикини от “Bill Blass”. Хороший загар был чертовски важен для неё. Она была удивлена, как мало женщин стремились к тому, чтобы их ценили; самой личной целью Клары было вскружить голову каждому мужчине, мимо которого она проходила, и этой цели она уже давно достигла. Особенно ее щекотало то, что двое полицейских из дневной смены кампуса изо всех сил старались разглядеть ее в бинокль каждый день. Она всегда устраивала им шоу, чтобы подразнить их. Да, приятно, когда тебя ценят. Ее тело и то, насколько она старалась, чтобы оно выглядело хорошо, она рассматривала как аспект своей женственности, который заслуживал того, чтобы его восхваляли. Ну и ладно... Это также отличный способ намотать член, - подумала она. И такая женщина, как Клара… ей нужно было намотать много этого…
Однако…
Она остановилась возле стенда студенческой газеты. Статья была выделена жирным шрифтом.
“АССИСТЕНТ ПРОФЕССОРА БОТАНИКИ ТРАГИЧЕСКИ ПОГИБ В ТРОПИЧЕСКОМ ЛЕСУ”.
Бедный Говард. Род полочных грибов, который должен был сделать его знаменитым - убил его. "Споровая инфекция, рожденная кровью", - говорилось в статье. - "Устойчивая к антибиотикам".
Чувство вины и горя навалилось на Клару.
Но это продлилось всего две минуты.
Потому что внезапно в вестибюле появились улыбающиеся Барни и Дэвид. Дэвид в обтягивающих джинсах, Барни в более модных брюках цвета хаки. Мышцы напрягали их майки, и что-то еще напрягалось в паху.
- Как насчёт немножечко кончи? - пошутил Барни.
Клара была голодна.
Несколько недель спустя она получила его последнее письмо, задержанное заграничной почтой.
Она прочла его, благодарная, что он, очевидно, умер, прежде чем получил те ужасные полароидные снимки, которые она ему послала. В последнее время они давили на её совесть.
Дорогая Клара, - говорилось в письме. - Я всё ещё люблю тебя.
Навеки твой, Говард.
Слава богу, оно было короче, чем обычно.
- Покойся с миром, - пробормотала она и выбросила письмо в мусорное ведро.
* * *
Я - чудовище, - подумал он, хихикая, направляясь к сестринскому посту.
Идти было нелегко. Всё его тело поросло сотнями грибковых наростов. Но он продолжал идти, вдохновлённый любовью.
В 4 часа утра этаж опустел, медсестры были заняты обходом палат.
Говард с хрустом пошаркал по полу.
Писать было труднее, чем ходить, но его алая, покрытая чешуёй рука, в конце концов, написала последнее любовное письмо Кларе Холмс. Прежде чем запечатать конверт, он выкашлял на письмо несколько миллионов белых спор, невидимых на фоне бумаги.
К этому времени усиковый мицелий Vermilius Moleyus уже проник в его мозг. Он мог думать только урывками.
Воздух... рассеивание...
...рожденное кровью...
...через вдыхание...
Он прошаркал по коридору в свою палату, лёг на кровать и спустя пару мгновений умер с едва заметной улыбкой на лице, усеянном гребнями. Любовь победила.
Никто не видел, как он положил письмо в почтовый ящик за стойкой сестринского поста.
* * *
- Что за непруха, - всё ещё жаловался Страйкер. - Цыпочка с таким же успехом могла бы носить зубную нить вместо трусов!
Билкc хмурился.
- Чёрт, мужик, уже почти два, а её всё нет, где её носит?
Как только их машина отъехала от здания библиотеки, их рация начала трещать:
- Кампус 208, охране явиться в Моррис-холл, комната 304. Код 22.
Билкc нахмурился, он часто хмурился.
- Что за чертов код 22?
- “Неизвестное происшествие”, - продекламировал Страйкер с кодового листа и выехал на кампус драйв. - Еще раз, где это?
- Моррис-холл, комната 304, - Билкс заглянул в студенческий справочник. И уставился на него. - Мы знаем там кого-нибудь?
- Моррис-холл, комната 304. Клара М. Холмс.
- Что за чертово происшествие? - cпросил Билкc.
Нынешний охранник, который большую часть жизни прозанимался уголовным правом, казался обеспокоенным:
- Жалобы на запах.
Когда они подъехали, их встретила пухлая блондинка в шлёпанцах и сарафане цвета авoкадо. Они прошли к двери, и она сказала:
- Господи, что за вонь? Смердит хуже, чем в свинарникe в Грузии!
- Мы не узнаем, пока ты не откроешь, - ответил Билкc.