Камеры отслеживали их общим планом и выборочно, по отдельным группам.
— Освоился? — спросил Василий Васильевич, запирая дверь на ключ. — Присаживайся.
Он указал на стул по правую руку от себя, сам, обойдя стол, с усталым выдохом опустился в кресло. Оно тоже издало такой же протяжный натруженный стон, спружинило, плавно опустившись на гидравлике ниже, объемный живот Василия Васильевича спрятался под столом.
Максимов пробежался взглядом по стене, лицом к которой его усадил Иванов. Глазок видеокамеры скорее всего был вмонтирован в торец полки с книгами. Мысленно прикинул угол обзора. Там, куда упиралась биссектриса воображаемого угла, без труда разглядел тускло поблескивающую точку.
«Кино так кино, — решил Максимов. — Можно, конечно, попросить выключить. А как проверить?»
Василий Васильевич наклонился, выдвинул ящик стола.
— Ты перекусить успел? — спросил он, не выпрямившись.
— Чисто символически.
— Тогда делаем так.
Василий Васильевич выставил на стол тарелку с бутербродами, военный юморист Славка-Бес за размер и толщину уважительно величал такие «хозяйскими». Потом достал рюмки и бутылку «Посольской».
На столе лежала книга в потрепанном переплете с закладкой в середине пожелтевших, замасленных страниц.
Давным-давно, в детстве, у Максимова была такая же, зачитанная донельзя и уже от одного этого дорогая сердцу книга. И обложка у нее была такая же, желто-коричневая, с полустертой фигурой великого сыщика в долгополом макинтоше и фирменной клетчатой кепке с двумя козырьками.
Максимов, не скрывая иронии, посмотрел на Василия Васильевича. Шеф охраны холдинга, смутившись, бросил «Собаку Баскервилей» в ящик стола.
Не спрашивая согласия, разлил водку по рюмкам.
Покрутил в пальцах свою, сосредоточенно о чем-то думая.
«Если и он сейчас выдаст „не понимаю“, я повешусь», — с тоской подумал Максимов.
— О Ашоте Михайловиче сегодня говорили много, — начал Иванов. — Разные и разное. Я скажу одно — лучше человека я не встречал. А насмотрелся на всяких и всякое… — Последнее слово он проглотил. — Все в этом доме осиротели. Я в том числе. Хоть и башка уже вся седая.
— Церквушку он построил? — спросил Максимов.
Иванов чуть прищурил глаза, прошив Максимова взглядом. Потом кивнул.
— Он, пусть земля ему пухом. Мы в тот день участок под дом смотреть приехали. Ашот Михайлович вышел на околицу поселка, прошел к кладбищу. Постоял, помолчал, осмотрелся… И приказал ехать в Москву. Через неделю начали церковь строить. И лишь когда на ней крест установили, дал команду копать фундамент под дом. Узнал от работяг, что баня в поселке давным-давно накрылась, и через три дня там ремонт в полный рост шел. Не Сандуны, конечно, отгрохал, но трубы заменил и в приличный вид привел. Вот такой человек был. — Василий Васильевич тяжко вздохнул, сжал рюмку в крепких пальцах. — Что тянуть… Давай выпьем.
Водка после северного спирта пошла, как вода. Но на сердце все равно осталась тяжесть.
Василий Васильевич взял бутерброд, придвинул тарелку к Максимову.
— Налетай, — пробормотал он с набитым ртом.
Второго приглашения Максимову не потребовалось. Он с наслаждением вонзил зубы в сочный кругляш «Докторской» колбасы. Несмотря на печальные обстоятельства, жизнь продолжалась. А чтобы жить, надо есть.
Незабвенный и непревзойденный Славка Бес учил, что спать, жрать, пить и баб валить надо при первой же возможности. Потому что другой может и не представиться. Особенно, если служишь в спецназе Советской армии.
Славку жизнь помотала по всему свету, причем исключительно по тем местам, где люди с азартом стреляли друг в друга.