– А как ваше имя и фамилия?
– Сержпинский Сергей.
– Вы где-то учились?
– Да, я окончил училище барона Штиглица в Петербурге, – пояснил Сергей.
– Портрет удачный, – сухо сказал художник. – Вы как его писали, с натуры или с фотографии?
– Я писал с чёрно-белой фотографии.
– А вы не желаете у нас поработать? – спросил художник Сергея. – Я могу поговорить за вас с нашим руководством. Здесь хорошая зарплата, но сначала пройдёте месячный испытательный срок.
– Я подумаю, – ответил Сергей, и его сердце радостно забилось. «Моя мечта сбывается! А как Сонечка обрадуется!»
После этого Фёдор вновь завернул портрет и поставил на пол. Он дружески похлопал Сергея по плечу: «Не волнуйся, Серёжа, Калинин оценит твою работу. А сейчас можешь познакомиться с нашими художниками, но это не свободные художники, как ты думаешь, они не пишут, что душа требует, а выполняют заказы. И это гасит их производительность труда».
Выйдя из подсобного помещения, они оказались в большом зале. Только сейчас Сергей обратил внимание, что картин здесь почти совсем нет, лишь возле дверей висел пейзаж. В первые минуты он картину не заметил, потому что волновался.
В зале, стояли за мольбертами несколько художников и писали портреты вождей с фотографий, другие писали лозунги и плакаты на столах. На полу валялся всякий мусор. Шарапов и Костыгов вертели головами, с любопытством стали наблюдать, как работают художники. Сергей подошёл к одному из них, который писал портрет Ворошилова в коричневом цвете. На подставке лежала чёрно-белая фотография. Художник заметил Сергея и спросил:
– Ты у нас хочешь работать?
– Да, но пока думаю, справлюсь ли.
Они разговорились. Узнали, кто, где учился и многое другое. Парня звали Андреем, и учился он в Московском художественном институте уже при Советской власти. На вид ему было не более двадцати пяти лет. На вопрос: нравится ли ему здесь работать, Андрей ответил:
– Если бы я знал, что здесь так опасно работать, то ни за что бы, не согласился.
– Почему опасно?
– При мне уже одного парня посадили в тюрьму, за то, что он Будённому на портрете усы неправильно нарисовал, – пояснил Андрей, – а до меня ещё одного художника посадили.
Сергей понял, что мать была права. «Всё же, какая она мудрая женщина», – подумал он, и решил отказаться прямо сейчас от предложения здесь работать. Что сразу и сделал.
Михаил Иванович Калинин, по словам Павла Александровича, всё ещё не появлялся в Москве. Денег Даниловцы взяли с собой мало, поэтому ждали только до двенадцатого числа и вынуждены были ехать домой. Пока ждали Калинина, Сергей уговорил всех сходить в Третьяковскую галерею, и Даниловцы, посетив галерею, получили много впечатлений.
На обратном пути, когда ехали в автобусе домой, Анна Константиновна сидела очень грустная, и на её глазах блестели слёзы.
– Почему вы такая грустная? – приставали к ней с вопросами члены делегации. Они, конечно, понимали, что причина кроется в том, что не удалось встретиться с Калининым. Но для них это не казалось существенной неудачей. Посещение Москвы, само собой, было для них большим событием. Анна Константиновна долго не отвечала на вопросы, но потом из неё прорвались слова отчаяния.
– Михаил специально не захотел видеть меня, – говорила она сквозь слёзы, – я много раз искала с ним встречи, но всё безрезультатно. Мы были с ним большими друзьями, и любили друг друга, но он, видимо, меня разлюбил.
Сидевший на переднем сиденье Булыгин Анатолий Иванович, пожилой мужчина, с сединой в волосах, повернувшись к Ворониной, сказал:
– Как мне известно, Калинин давно женат.
– Но, когда мы познакомились, Миша мне ничего о своей жене не говорил, – пояснила Воронина. – А когда я узнала, что он женат, то он обещал с ней развестись и жениться на мне.
После этих слов она отвернулась к окну и заплакала. Больше к ней с вопросами, о её плохом настроении, никто не приставал. Сергей считал, что нельзя говорить в коллективе о своих любовных удачах и неудачах. Большой ошибкой со стороны Анны Константиновны были её откровения.
Булыгин после длительного молчания наклонился к своему соседу и не громко поделился с ним своими мыслями, но Сержпинский всё слышал.
– Конечно, Калинин не захотел разводиться с женой и портить свою репутацию. Ведь это чудо, что простой крестьянин с четырьмя классами образования стал главой государства.
Но его собеседник возразил:
– Глава государства Иосиф Сталин. Он секретарь политбюро ЦК ВКП (б) и Калинин по партийной линии ему подчиняется.
Воронина тоже слышала их разговор, и ей не понравилось, что Калинин малограмотный крестьянин. Она возразила по этому поводу и сказала, что Михаил очень начитанный и образованный человек. Он за словом в карман не полезет. И Ленин рекомендовал его после смерти Якова Свердлова в 1919 году на пост председателя ВЦИК. Ленин говорил: «Это товарищ, за которым около двадцати лет партийной работы».
За время отсутствия в Данилове Сергей уже соскучился по своей семье. Возвращались делегаты как раз в субботу вечером, и он уговорил Воронину взять в Ярославле в автобус Павла и Глеба.
И вот, домой Сергей вернулся вместе с братьями. Оба брата были симпатичными парнями: спортивные, подтянутые, выглядели они великолепно, в одинаковых курточках, и девушки на улицах на них оглядывались. Оба они окончили Костромской промышленный техникум.
Когда братья вошли в прихожую квартиры, Мать так и ахнула от радости. Она обняла и поцеловала всех поочереди.
Соня тоже вышла в прихожую и скромно стояла в сторонке. Серёжа подошёл к ней и обнял её.
– Как я соскучился по тебе, Сонечка, – с умилением произнёс он.
– Ты в Москве устроился на работу? – спросила она, и её глаза заблестели от ожидания плохих или хороших вестей.
– Мог бы устроиться, но я отказался, – ответил он. Соня заплакала и ушла в маленькую комнату. Сергей пошёл за ней.
– Ну, что ты, Сонечка, если ты настаиваешь, то я могу вернуться, и меня возьмут на работу художником.
– Всё равно у тебя ничего не получится, – всхлипывая, говорила она, – ты просто неудачник!
Эти слова его очень задели. Настроение испортилось, и он решил уволиться из школы и срочно ехать обратно в Москву.
Евпраксия ожидала сегодня приезда сыновей. Поэтому она сама испекла большой пирог с капустой. (Обычно по субботам пекла пироги Соня). Сразу же, как все вымыли руки, Евпраксия пригласила за стол ужинать в комнату, которую называла залом. Но это было условное название, комната была не большой, шестнадцать квадратных метров. Дети тоже заняли свои места за столом. Годовалые близнецы не капризничали, а радостно смотрели на отца. Когда все уселись, мать обратилась к Сергею:
– Расскажи, Серёжа, как ты съездил, понравился ли портрет Калинину? Сергей был голоден, поэтому рассказал всё кратко, а когда наелся, то изложил события по порядку и подробно. Соня почти ничего не ела и сидела убитая горем, словно кто-то умер. Свекровь это заметила и попыталась успокоить сноху:
– Не расстраивайся, Сонечка, слава богу, все мы живы и здоровы. Не зря же тот художник, которого Серёжа спрашивал, предупредил его о большой ответственности.
– Но этот художник мог сказать не правду, – возразила Соня.
– Да нет, я уже наслышалась в очередях и на работе, о том, что везде сажают людей в тюрьму за не доказанные преступления. А ты спроси нашу родственницу, Крупину Полину Ивановну, которая работает в суде, как там судят? Что ни приговор, то двадцать лет или расстрел. Такой у нас уголовный Кодекс. Она недавно к нам приходила и рассказывала, что в суде творится. Говорит, что хочет уволиться, но её не отпускают – не кому работать. Она до того дошла, что у неё руки, как у алкоголика трясутся. Это от нервов. И курит она, не переставая. Я уж тоже разнервничалась и вместе с ней закурила.
Соня слушала Евпраксию с недоверием, но всё же её слова засели у неё в голове. Потом Павел и Глеб рассказали о своей работе на резиновом комбинате. Глеб после техникума стажируется в должности инженера-химика, а Павла назначили на должность инженера по технике безопасности, обещают скоро дать квартиру со всеми удобствами.