Черная пятница - Кучеренко Вадим Иванович

Черная пятница

Насладившись своей местью, она призналась в том, что обманула его.

– Какая же ты…, – не договорив, он до боли сжал ее плечи.

Она высвободилась из его рук мягким кошачьим движением и, презрительно улыбнувшись, спросила:

– А ты?

Он не нашелся, что ответить. Если вдуматься, она была права, и он оказался ничуть не лучше ее. И тогда он почти насильно, преодолевая сопротивление, поцеловал ее – и в этом поцелуе ненависти было больше, чем любви, а. может быть, была одна только ненависть.

Это была их последняя встреча, но он еще не знал этого. В тот миг, обнимая ее, он думал только о том, как ее вернуть. Он был еще очень молод, и не понимал, что уходящую любовь нельзя удержать ничем. Чтобы понять это, ему понадобилось множество дней и ночей, заполненных одиночеством и ожиданием.

А пока он не мог оторваться от ее губ с легкой горчинкой, сводившей его с ума…

Отрывной календарь на стене свидетельствовал, что в 1985 году 13 декабря выпало на пятницу. Это значило, что сегодня «черная пятница». А потому наиболее разумным было бы сейчас заснуть, а проснуться в субботу, четырнадцатого, и тем самым избежать всех бед, которые могут случиться в такой день. Однако Игорю Уварову не спалось. Помимо того, что он хорошо выспался минувшей ночью, ему мешали включенный почти на полную громкость телевизор и Сергей Глухов, его сосед по комнате в общежитии.

Игорь не был суеверен, но он не знал, где и как можно провести вечер, не потратив ни копейки. До зарплаты была еще неделя, а в его кармане сиротливо позвякивали несколько медно-никелевых монеток общим номиналом не больше рубля. Этой суммы было достаточно на проезд в стареньком автобусе второго маршрута до остановки «Авиастроительный завод» утром в понедельник и на покупку пакета молока и батона хлеба, которые еще надо было умудриться растянуть на семь дней, но явно не хватало ни на что другое. И винить было некого, кроме самого себя да пары великолепных гантелей по шестнадцать килограмм каждая, в эту самую минуту с невинным видом лежавших под его кроватью. Игорь приобрел эти гантели накануне в спортивном магазине на всю оставшуюся в кошельке наличность, соблазнившись их удивительно-обтекаемой формой. Гантели по аэродинамичности своих форм намного превосходили две пузатые гири и угловатую штангу, которые уже были у Игоря, а потому их просто нельзя было не купить. Вот почему в этот субботний вечер он лежал на кровати, скучающе смотрел в темный проем окна – зимой рано темнело, – и вполглаза смотрел телевизор и вполуха слушал Сергея.

По телевизору шла скучнейшая научно-популярная передача о том, что распространенная примета, по которой в пятницу 13-го числа любого месяца следует быть готовым к неприятностям и остерегаться неудач, в медицине рассматривается как одна из фобий и называется параскаведекатриафобия.

– Термин был предложен американским психотерапевтом Доналдом Доссеем, который составил его из греческих слов Παρασκευή, что означает «пятница», и δεκατρείς, что означает «тринадцать», – монотонно бубнил ведущий, худой и совершенно облысевший, вероятно, от избытка ума, мужчина, казалось, сам засыпающий от звуков своего голоса. – Доссей рассматривал сам термин как часть своего метода терапии безрассудных страхов. По его словам, если вы сможете произнести такой термин несколько раз без запинки, ваш страх перед пятницей 13-го исчезнет сам по себе. Данная фобия рассматривается как частный случай трискаидекафобии, что означает «боязнь числа»…

Черно-белый телевизор был портативным, и при желании его можно было выключить, зато Сергей был ростом под метр девяносто, массивным, громогласным и неуправляемым. Вот уже битый час он канючил, выпрашивая у Игоря джинсы, в которых намеревался отправиться на свидание. Фирменные джинсы, с шикарным заграничным лэйблом на заднем кармане, принадлежали по праву приобретения их на местном рынке на всю свою месячную зарплату Игорю. Однако Сергей желал сегодня принарядиться, поскольку чувствовал себя, по меньшей мере, Ротшильдом, обладая трехрублевой купюрой. Вполне достаточно, чтобы купить букет цветов и два билета в кинотеатр на самые дешевые места. Впрочем, других Сергей обычно и не покупал, так как во время сеанса предпочитал не таращиться на экран, попусту теряя время, а целоваться со своей очередной девушкой на последнем ряду, подальше от любопытных глаз. Сергей, в отличие от Игоря, был романтиком. Во всяком случае, так он сам утверждал.

– Так-таки и не дашь? – спрашивал Сергей в сотый, не менее, раз за этот вечер, все своим видом выражая первозданное удивление.

– Не-а, – коротко отвечал Игорь. Ему было лень разговаривать.

– Знаешь, с твоей стороны это… – Сергей замялся, подыскивая в памяти нужное слово, которое должно было сразить друга наповал. Наконец, доказав, что его походы в кинотеатры не пропали даром, нашел и радостно выпалил: – Волюнтаризм, вот что!

Помолчал, оценивая, какое произвел впечатление. Ни звука, ни жеста в ответ.

– Это не по-товарищески, в конце концов, – аргументы Сергея иссякали, и пыл тоже. – Ведь тебе же все равно не надо. Или ты мне не друг?

– Платон, ты мне друг, – не выдержал Игорь. – Но…

Его рука описала в воздухе некий овал. Точно такой формы было кофейное пятно, с которым в прошлый раз вернул ему взятые на один вечер джинсы Сергей. Джинсы были модные и дорогие, и их явно не украсило пятно безобразно-бурого цвета на самом интимном месте, которое к тому же долго не отмывалось, вероятнее всего, по причине всяких химических ингредиентов, добавленных для улучшения вкуса в дешевый кофе, которым Сергей угощал свою подружку. Еще тогда между друзьями состоялся серьезный разговор, были высказаны все приличествующие случаю слова и разорваны всякие имущественные отношения на будущее. Но, как оказалось, выполнять достигнутые договоренности собиралась только одна сторона конфликта, а именно Игорь. Почему-то Сергей никак не мог в это поверить, и настаивал на возобновлении дипломатических отношений между ними, причем с выплатой ему контрибуции.

В свое время Сергей, по настоянию родителей, поступал в институт международных отношений в Москве, но провалился на экзаменах, чему был очень даже рад. Вернувшись в родной город, он заявил папе и маме, что отныне будет жить своим умом, и начал с того, что ушел из благоустроенной родительской квартиры в рабочее общежитие с удобствами в конце коридора. Но, как известно, ничто не проходит бесследно, и теперь, при каждом удобном случае, он любил щегольнуть своими крошечными познаниями, приобретенными много лет назад на подготовительных курсах. Обычно в ответ на заумные речи друга Игорь показывал ему простой русский кукиш, и они ссорились. Но вскоре мирились, поскольку были друзьями, а джинсы с лэйблом так и оставались одни на двоих. Какой из этих аргументов оказывался решающим, никто из них не задумывался. Возможно, потому что существовал еще и третий аргумент, а он-то и был самым главным – и тот и другой с детства мечтали о полетах в небе. Самолеты были их несбывшейся мечтой. Оба не прошли – один по вине микроскопического дефекта слуха, второй из-за легкого плоскостопия, – сверхдотошную медицинскую комиссию, а потому, простившись с мыслями о профессии пилота, они устроились на авиастроительный завод. Сергей работал в заводской многотиражной газете, Игорь – в сборочном цехе. Но дважды в неделю, в дни испытаний новых самолетов, они встречались и вместо обеда в заводской столовой шли на летное поле и издали смотрели, как взлетают и приземляются серебряные птицы, оглушая их ревом двигателей и зажигая восторгом глаза. Заканчивалось время обеда, и они уходили, голодные, но будто окрыленные. С удвоенной энергией Игорь клепал обшивку очередного самолета, а Сергей строчил материалы в газету, превращая заурядную заметку о передовике производства в поэму.

– Игорь, ты мне не друг, а сволочь! – патетически изрек Сергей и ушел, хлопнув дверью и бросив на прощание: – Забудь о том, что мы были друзьями!