Меж тем время шло; день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Маленькая лапушка графинюшка быстро росла и активно развивалась. А её родители счастливо наблюдали, как она делает свои первые успехи. Начинает ходить, изучать окружающий мир, произносить отдельные слова. Их интересовало практически всё. Однако не только родители были столь наблюдательны и заинтересованы. Как оказалось за ними самими тоже велось наблюдение. И вёл его не абы кто, а их сосед, британец и близкий друг англицкого посла, некто барон Шафрон, или как его просто кликали мальчишки в Немецкой слободе – кузен Шафрик.
О, это был далеко не добрый человек, и уж точно никому никакой не родственник, кличка «кузен» сопровождала его лишь для складности произношения и не более. Лет барону было около сорока, фигурой полнотел и одутловат, что выдавало в нём отъявленного обжору-чревоугодника. А на лицо, если б не парик, то был бы гаже жабы, весь в пупырышках. Отвратительное зрелище. К тому же барон являлся тайным осведомителем своего дружка, англицкого посла. Всё что необычного случалось в слободе, он примечал и передавал ему, за что имел неплохое вознаграждение золотом. Естественно барон сообщил и о странной дружбе германского графа с русским царём. И это обстоятельство стало предтечей дальнейших событий.
4
Разумеется, государь Пётр Алексеевич догадывался о шкодной деятельности Шафрона, однако никаких особых действий супротив него не предпринимал. Прошло уже целых три года со дня рождения юной графинюшки, а он всё не обращает внимание на слишком уж назойливое поведение барона.
– А зачем мне его трогать,… пусть себе доносит, как мы тут весело живём, ведь это может когда-нибудь пригодится и сыграть нам на руку,… чужие шпионы тоже могут быть полезны… – тонко рассуждал государь и продолжал открыто посещать графа Васильеффа. Впрочем, как говорится, всё хорошее бывает до поры до времени. И в этом случае всё произошло именно так.
Был очередной вечер весёлого застолья в Немецкой слободе. Царь Пётр с сотоварищами только что вернулся с удачных пушечных стрельб, и довольный их результатами решил отпраздновать это событие. А надо отметить, что по тем временам это действительно было важное событие, ведь пушек тогда делалось мало и каждое удачное испытание нового орудия обязательно сопровождалось бурным застольем. Вся честная компания собралась на лужайке прямо у дома графа Васильеффа. Все были ещё разгорячены стрельбами и многие даже не успели переодеться. Так и оставались в полной выкладке при клинках и пищалях. Также надо заметить, что иметь при себе шпагу в Немецкой слободе считалось делом вполне привычным.
Был тем вечером средь сотоварищей царя и князь Кирьян, а как же без него, ведь близкий друг. Он всё также весело шутил, отпускал безобидные эпиграммки в адрес присутствующих, и даже слегка подтрунивал над привычкой государя самому поджигать фитиль у пушки. В общем, как обычно балагурил. И, конечно же, он не забывал подзадоривать и поддевать хозяина лужайки, графа Васильеффа. Ну, такой уж был у князя Кирьяна характер. Ну не мог он устоять от искушения высмеять кого-нибудь. А тут такой удобный случай выдался, пред ним наследник боярского рода, который когда-то давно сбежал от русского царя. Ну как не воспользоваться такой удачей.
Впрочем, и до этого дня случалось, что князь Кирьян поддевал графа, и притом неоднократно. Но это были всё какие-то незначительные стишки, типа прибауток. Что-то навроде этого:
– смотрите, кто пожаловал к нам в гости сам,…
то бывший европейский житель и вовсе он не хам… —
этакое безобидное и ни о чём не говорящее двустишье. А тут вдруг князя Кирьяна понесло, разобрало сверх всякой меры. И не понятно с чего, то ли ему пунша больше всех подливали, то ли он закусывал меньше остальных, но только из него такой язвительный сарказм посыпался, что присутствующие дамы покраснели до самых ушей, а некоторые так и вовсе покинули лужайку.
А меж тем царь, будто ничего и не замечает, хохочет громче всех, и ещё едкой поэзии требует. А князь Кирьян и рад стараться, сыплет стихотворной скверной, и моментами даже на грубую прозу переходит. И так он это раздухарился, что перешёл всякие рамки приличия. На графа Васильеффа ушаты недозволенной лексики льёт.
– Ха-ха-ха,… а ты граф не промах!… Вон как нынче петухом ходишь,… сам государь тебя привечает,… наверняка полагает, ты ему друг!… А зря,… друзья-то в бою проверяются, а не в гостях встречаются!… Вот ты мне скажи-ка, графская твоя душа, а где ты был, когда мы на Азов ходили да на Плещеевом озере в холода корабли строили!?… Ха-ха,… молчишь,… а я тебе отвечу!… Ты в своей Европе отсиживался да, небось, в нужном чулане прятался!… Ха-ха-ха,… а сейчас смотрите-ка на него, какой храбрец выискался,… политесу да танцам обучился и ну на балах геройствовать!… ха-ха-ха!… – выдал желчную тираду князь и зашёлся колким смехом. Но это было уже ни в какие ворота, чересчур оскорбительно, просто невыносимо, и граф не сдержался.
– Послушайте-ка, князь,… а кто вам дал право судить о моей храбрости и отваге!?… Да,… я не был с государем на Азове,… да и кораблей не строил,… но я не менее вашего храбр, и не потерплю столь заносчивых высказываний!… Вы оскорбили меня, и я требую сатисфакции!… Умейте держать ответ за сказанное, сударь!… – выйдя в центр лужайки, гневно, но тактично заявил граф, на что тут же получил ответ.
– Да ты что граф, никак на поединок меня вызываешь!?… Да ты хоть знаешь, кто я такой?… да я с клинком в руках родился!… Да здесь лучше меня никто шпагой не владеет,… я уж и не говорю про саблю!… Да я могу простым солдатским палашом весь твой графский дух из тебя же, и вышибить!… – всё ещё недопонимая всей серьёзности ситуации, куражливо выкрикнул князь.
Положение накалялось с каждой секундой. Все вдруг сразу затихли. Всякий смех прекратился. Присутствующая здесь же жена графа взяла дочь Юленьку на руки и испуганно прижала её к себе. Сам же граф вынул шпагу из ножен и, поднеся её ко лбу, отдал честь, что говорило о полной его решимости начать дуэль. Жена было попыталась ему что-то сказать, но граф резким движением ладони оборвал её. И лишь государь, убрав улыбку с лица, строго обратился к участникам ссоры.
– Неужели друзья нельзя решить всё миром!?… Граф, надо ли обязательно драться?… Может, остановитесь, и простите князю его необдуманное высказывание,… а князь в свою очередь впредь будет осторожен с вами… – постарался сгладить ситуацию Пётр, но тут вдруг взъерепенился хмельной князь.
– Государь, уж коли ты меня другом называешь, то дозволь, я отвечу этому заграничному хлыщу!… Нельзя парировать отказом на вызов шпагой,… негоже это,… не по-нашему!… Примирением тут не обойтись, будет схватка!… И пусть это будет честный бой,… я своё чрезмерное умение владеть клинком сглажу бокалом доброго вина!… Хмель не позволит мне драться в полную силу!… А я и не буду усердствовать,… так что мы сразимся почти на равных!… – продолжая кичиться, высказался князь, моментально осушил бокал вина, достал свою шпагу, и слегка утратив равновесие, нечаянно качнулся вперёд. И этот его непроизвольный выпад граф принял за призыв к дуэли. Схватка тут же началась.
Граф, как оскорблённая сторона, первым ринулся в бой. Князь машинально уклонился от его атаки и попытался сам атаковать. Но его хмельные движения были настолько неловки и скованны, что их хватило лишь на оборону. Столь опрометчивое начало боя не сулило князю Кирьяну ничего хорошего.
Меж тем все кто был на лужайке, мгновенно превратились в невольных наблюдателей столь страшного действа. И надо отметить, не только они, таким же правом воспользовался и сосед графа – барон Шафрон, больше известный как «кузен Шафрик», который, между прочим, наблюдал за конфликтом с самого начала. Барон, как опытный агент, искусно спрятался за шторкой возле окна, и теперь оттуда следил за ходом схватки. Что поделать, шпионаж есть шпионаж, и он обязывает быть в курсе всех дел, притом даже таких непредвиденных как это.