- А гусар, фотограф и фея не заскучают без тебя?
Бася оглянулась. Гусар, фотограф и фея стояли кружком с батонами шаурмы и смеялись над чем-то своим.
- Угадал только фотографа. Это кавалергард Дантес и Натали из сериала "Ланская". Лита играет жену Пушкина, а я просто сижу около.
- Читаю Набокова? - Има кивнул на Басину книгу.
- Нет, про Гантенбайна. "Она морфинистка, оттого что она несчастна".
- Забавно.
- В любом случае, им сниматься еще часов пять.
- Поехали, - Има распахнул дверцу машины, и Бася, как всегда, подумала "Влезу ли?".
- А шаурма? - напомнила Бася.
- Черт с ней, с отравой.
- Литка, оревуар! - Бася уселась в машину - такую низкую, что на сиденье приходилось почти лежать, - Если что, возвращайтесь без меня.
К счастью, в сам морг их не пустили. Има передал пакет с муаровым облаком служителю морга и, тяжело ступая, спустился по узкой лесенке. Бася со своей книжкой ждала его, сидя на подоконнике. Когда Има собирал по заднему сиденью вещи, чтобы сложить в пакет: муаровое платье, лаковые лодочки, белье с магазинными бирками, чулки в прозрачном полиэтилене - у него дрожали руки. Бася помнила, каково это, но в памяти ее остался сбор мужских вещей. Вещей, еще пахнущих табаком и горьким одеколоном.
Има Собо смотрел мимо Баси - глазами собаки, забытой на даче, его дреды нелепо торчали, как рога у черта.
- Она была красивая? - спросила Бася, припомнив лиловый муар.
- Так спрашивал Робеспьер.
- Получив на блюде голову мадам де Ламбаль. Я знаю эту историю, Има.
- Она была красивая, Базиль, - вздохнул Има, - чем-то похожа на твою фею. Только на двадцать лет старше. Ты же видела вещи... Такие платья носят только красавицы.
- Злой ты, Имка, - обиделась Бася, - выходит, мне суждено лежать в гробу в зеленой медицинской форме.
- Я боялся, что меня поведут на опознание, - признался Има, - покажут тело и будут спрашивать - ваша, не ваша? А я не готов...
- Они так не делают. Если забрали ее из дома, а не нашли на улице.
- Она здесь умерла, в больнице. Неудачное стентирование. Поехали, я верну тебя к гусару и фее.
Бася сползла с подоконника, и они пошли дальше по лестнице, вниз и вниз, и Бася взяла Иму за руку и повела - словно ребенка, и он покорно плелся за нею, как дрессированный слон.
Има проводил ее до самой скамейки - ему страшно было возвращаться в мир одному, и не хватало храбрости попросить Басю побыть с ним еще.
- Пока, Има. Приходи ко мне, я еще неделю просижу на этой скамейке, пока съемки не кончатся.
- Пока, Бася, - криво улыбнулся Има и пошел прочь - под сводами пустынной аллеи.
- Помни, что Собо - это лоа прочности и стойкости! - вслед ему прокричала Бася, и он обернулся:
- Я помню, Базиль...
- Мам, кто это был? - Лита подошла незаметно и уселась рядом. Бася подняла голову от книги:
- Не - любовник. Даже не бывший. Просто старый друг.
- Колоритный тип. Има, да?
- Иммануил Собо, еще известный как Солдат. Знаешь, ребенок, кто такой Собо у вудуистов?
- Вроде бог грома? - Лита нахмурила подведенные брови. Яркий грим придавал ее лицу мрачное выражение.
- Бог грома - это Согбо. Собо - дух французского генерала. Лоа безопасности, прочности, устойчивости и дисциплины.
- Хороший у тебя знакомый...
Мартовское утро девяносто пятого. Весеннее солнце оживило подмерзшие за ночь сосульки, и капель побежала вниз с радостным перестуком. На остановке с названием "Гидроузел" два алкоголика воодушевленно рвали шляпки с "чебурашек" и с восторгом приникали.
- suum cuique, - с удовольствием, явно любуясь и собою, и своей латынью, произнес Кузя, прекрасный принц с прической ирокез.
- Кузьма, вы омерзительный сноб, - Бася повернула руль, и машина сползла с шоссе на боковую дорогу. Оранжевый "жучок" лихорадочно трясся и чихал, из выхлопной трубы валил белый дым, как после избрания папы римского. По обеим сторонам дороги в рыхлых сугробах тонули кособокие деревенские дома. Кое-где окошки светились теплым, нежно-желтым светом, как аллегория покоя и неизбывного уюта. Машина несмело объезжала глубокие выбоины, подернутые ночным ледком.
- Долго еще? Подвеску жалко, - проговорила Бася, яростно вращая рулем и лавируя среди колдобин. Кузя вытянул шею, несколько раз обернутую ямайским полосатым шарфом:
- Уже вот-вот. Должен быть белый кирпичный дом, такой основательный, не то что вот эти.
- И на пороге - негр для ориентира, чтобы мы точно не проехали мимо, - впереди показался белый, основательный дом, и на крылечке дома покуривал высоченный, толстенный негр в ушанке и в дредах.
- Это Солдат, - узнал Кузьма, - значит, приехали.
Машина затормозила у калитки, обтянутой сеткой-рабицей. Негр с интересом смотрел на горбатый дымящий "жучок". Так смотрят в цирке на клоунов - с заинтересованной брезгливостью. Когда из машины выбрался Кузя в длинном кожаном плаще, с бритыми висками и иисусовскими кудрями, и Бася - в армейской шинели, с косичками, собранными на голове в несколько торчащих, как рожки, пучков - негр просиял, одарив пришельцев улыбкой с желтыми и длинными, как у нутрии, зубами.
- Здорово, Имаш! - Кузя приобнял веселого негра, погружаясь в лиловый и вишневый дым его трубки, - Знакомься, это Бася, моя жена.
- Иммануил Собо, - представился негр и потянулся к Басиной ручке - Бася тут же с готовностью расстегнула хлястик своей автомобильной перчатки:
- Вот прям Собо? Как дух французского генерала? - уточнила она.
- Он самый, - подтвердил Има, - Ваш покорный слуга родом с Гаити...
- Везет! У меня есть подруга по фамилии Сайко, - вспомнила Бася, - и я готова вот прямо сейчас выйти за нее и взять ее фамилию.
- Попрошу в дом, - Има распахнул дверь, обитую дерматином, словно стеганым одеялом, - Соседей фраппирует наша необычная внешность.
- И фрустрирует? - уточнил Кузьма.
- По утрам - и фрустрирует, - подтвердил Има.
В доме было натоплено и пахло животными. В прихожей собралась, наверное, вся обувь обитателей, от легкомысленной летней до валенок и обрезанных по щиколотку резиновых сапог.
- Не разувайтесь, - разрешил Има.
Троица проследовала в комнату, людьми простодушными именуемую "зал". Перед телевизором с двурогой антенной, в кресле, на фоне ковра сидела старушка-цыганка и вязала салфетку. Бася поздоровалась - молчание было ей ответом.
- Не слышит, - пояснил Има.
Кузя сделал танцующее, змеиное движение, подняв руки и разом хрустнув всеми, наверное, суставами, и текуче шагнул к ковру за спиной старушки.
- Можно, я не пойду? - попросила Бася.
- Базиль, вы омерзительный сноб, - Кузя приподнял край ковра и скользнул в неприметную - как в каморке папы Карло - дверцу. Из-за дверцы повеяло уксусным духом.
- Я не пойду, - повторила Бася. Има удивленно поднял пронзенные пирсингом брови и сделал приглашающий жест:
- Подождем на кухне. Не стоит смущать покой Натальи Марковны, - он кивнул старушке, и старушка отсалютовала вязальным крючком.
На кухне вокруг стола стояли три офисных стула, Бася села на один и как следует раскрутилась.
- Ваша выдержка потрясает. Практикуете бусидо? - спросил Има Собо, - Дух отваги и самоотречения?
- Дух трезвого вождения и разумной осмотрительности, - отвечала Бася, - не в моей манере обдолбаться и кататься.
- Вы все-таки настоящий буши, Базиль, - с уважением проговорил Има, - из этого дома трезвыми уезжают только водители такси, да и то не все.
- Тут как с собакой - нужно сразу определить, кто в доме хозяин, - Бася продолжала крутиться на стуле, и раскрутила его уже на значительную высоту, - Еще не хватало подчиняться отраве. Наркотики нужны, чтобы усмирять мою психопатию.
- Эпилептоидную? Истероидную?