Annotation
1940 год. Немецкие войска оккупировали часть территории Франции. Тысячи французов насильно угнаны в концентрационные лагеря смерти. Девятнадцатилетняя Рене оказывается в поезде, направляющимся в маленький польский городок Освенцим, где, по слухам, совершаются преступления против самой человечности. Рассказ основан на исторических фактах. В нём широко использованы цитаты из писем немецких солдат с фронта, воспоминаний жертв Аушвица (нем. название Освенцима) и героев-освободителей. Дабы отделить жестокую правду от художественного вымысла, слова реальных людей выделены курсивом.
Кроу Анаэль
Кроу Анаэль
Пьеса для расстроенного пианино
Пьеса для расстроенного пианино
Мне ненавистны произведения, которые являются чистой выдумкой...
(Джордж Гордон Байрон)
Такси остановилось на улице Тиммерманс напротив дома номер 5. Из него выпорхнула юная девушка, ещё подросток, и, опередив водителя, широко распахнула заднюю дверцу автомобиля. Опёршись на услужливо подставленную руку, из него с трудом выбралась старуха и шаркающей походкой решительно направилась к двери многоквартирного дома. У самого входа она, тем не менее, остановилась, и, пошарив в кармане белого летнего пиджака, извлекла из него аккуратно сложенный лист бумаги с выведенными на нём несколькими строчками. В последний раз сверившись с написанным, она сунула бумажку обратно в карман и набрала несколько цифр на переговорном устройстве.
- Слушаю? - донёсся из динамика женский голос.
- Могу я говорить с мадам Леду? - произнесла старуха.
- Это я. Кто спрашивает?
- Меня зовут Рене Гальен. Мы договаривались с вами о встрече.
- Ах да, конечно, мадам Гальен. Будьте добры, потяните за ручку сильнее, дверь слегка заедает.
Дверь открылась, и обе женщины вошли внутрь.
- Простите за неудобства, здесь нет лифта, - оправдывалась мадам Леду, несколько обескураженная возрастом старшей из посетительниц. В одной руке она держала бутылочку с молочной смесью, а на другой - годовалого младенца. - Я думала, вы приедете одна, - мадам Леду покосилась в сторону молодой сопровождающей - темноволосой девушки в рваных джинсах, на шее которой весело подмигивали разноцветными огоньками огромные наушники.
- Моя внучка Софи, - поспешно представила юную особу мадам Гальен. - Если вы не против, она поприсутствует при нашем разговоре. Видите ли, в моём возрасте такого рода путешествия даются с трудом, и Софи любезно согласилась сопроводить меня. Ну, - она повернула добродушно улыбающееся лицо к сидящему на руках матери ребёнку, - а это, должно быть, малыш Этьенн?
- Так и есть, - со смешанным чувством приятного смущения и неловкости сообщила женщина. - Прошу вас, располагайтесь в гостиной. Я подам чай.
Оставив маленького Этьенна в манеже, мадам Леду скрылась на кухне.
- Ба? Это тот самый дом? - нетерпеливо зашептала Софи на ухо старухе.
- Будем надеяться. В любом случае начать придётся издалека. Все доказательства здесь, в этих стенах, - произнесла старуха, садясь в кресло. - И когда правда выплывет наружу, её нельзя будет игнорировать.
- А если нет? Если ты ошиблась?
- Слова не причинят вреда. Возможно, они даже вызовут любопытство.
- Но мы ведь здесь не за этим? Да, ба?
- Нет, конечно. Но если итогом этой беседы станет только любопытство, я ничего не буду иметь против.
Мадам Леду вернулась с подносом, на котором стоял маленький заварочный чайничек и три чашки.
- Помниться, вы писали, что хотели поговорить о моей бабушке, - произнесла она, усаживаясь напротив. - Честно говоря, даже не знаю, смогу ли вам помочь... Бабушка умерла полгода назад. Мы не были с нею близки. Последние несколько лет она практически не выходила из дома. Держала дюжину кошек, которых впоследствии с трудом удалось пристроить в приют. Нескольких самых старых мы с мужем оставили себе..., - она запнулась, не зная, что прибавить к сказанному. - До того, как я получила ваше письмо, нам и в голову не могло прийти, что у бабушки есть знакомые во Франции...
- Видимо, я должна извиниться, - сухо произнесла старуха. - Я написала, что была близка с мадам Пизон, - она сделала паузу. - Это не так. Я солгала с одной-единственной целью - встретиться с вами. Согласитесь, вы с большим доверием отнеслись бы к особе, имеющей пусть и косвенное отношение к вашей ближайшей родственнице, чем к совершенно незнакомому человеку. Надеюсь, вы меня простите.
Мадам Леду удивлённо затрепетала ресницами.
- Нет, подождите. Мне показалось, вы упоминали в своём письме некоторые подробности, относящиеся непосредственно ко мне и моей семье...
Старуха согласно кивнула.
- Так и есть. И это тоже была своего рода уловка. Но отныне и впредь я не собираюсь вводить вас в заблуждение, потому что более всего на свете мне хочется заручиться вашим доверием. Я хочу, чтобы вы поверили мне так, как когда-то я поверила вам. Тогда это спасло мне жизнь.
- Простите, но мы никогда не встречалась с вами прежде, - возразила мадам Леду. - Мне жаль, что вам пришлось зря проделать такое долгое путешествие, так как, скорее всего, я вам только напоминаю кого-то, кого вы знали раньше, - предположила она. - При этом я совершенно не исключаю, что вам может быть кое-что известно о моей семье. В современном мире получить любую информацию не так уж сложно...
- Вы думаете, что имеете дело с выжившей из ума старухой? - прямо спросила мадам Гальен и улыбнулась. - Быть может, вы и правы, и я действительно безумна. В конце концов, мне девяносто два года. Мало кому удаётся сохранить здравый рассудок в этом возрасте. Но если уж мы все встретились здесь, в этой самой комнате, я предпочла бы поговорить прежде, чем отправиться в богадельню.
Мадам Леду метнула взгляд в сторону детского манежа. Этьенн сидел на толстом матрасе и обсасывал пальцы.
- Прошу вас, выслушайте её, - вмешалась Софи.
- Мне кажется, я была с вами достаточно откровенной, чтобы заслужить несколько минут внимания, - развела руками мадам Гальен.
Поколебавшись несколько секунд, мадам Леду всё же кивнула.
- Хорошо, - сказала она. - Если вы настаиваете.
Взяв в руки чашку с горячим чаем, Софи удобнее устроилась в кресле, давая понять, что беседа может затянуться.
- Благодарю, - удовлетворённо произнесла старуха. - Я скажу то, что должна сказать. И если мои слова не найдут в вас никакого отклика, то мы немедленно уйдём. В любом случае прошу не судить нас строго.
- Я вас слушаю, мадам Гальен, - поторопила молодая женщина.
- Я расскажу вам одну историю, которая случилась много-много лет назад, в дни моей юности, - и она вальяжно откинулась на мягкую спинку кресла. - Признаться, я уже плохо помню, что было до войны. Со временем былое превращается в яркие размытые пятна - как будто смотришь в калейдоскоп, а они всё сменяют и сменяют друг друга, и тебе не на чем остановить глаз. Всё стало пёстрым и размазанным одновременно, будто я выросла в цветочной лавке, но это, конечно же, не так...
Мою мать звали Франсуаза Неель, а отца - Густав Гальен. Он работал конферансье в одном из парижских кафешантанов, развлекая публику между номерами игрой на фортепиано. Он был безусловно талантливым пианистом и неплохим сочинителем. Его музыка исполнялась на сцене и имела успех. Даже если я немного преувеличиваю, то это не меняет того факта, что я им безумно гордилась.