-Много не пей. Нам еще купаться!
-Ты это кому? Да все ерунда!
Одетые в «шубу» бока нашей «Мимозы» плавятся от жары. Качаются на качелях девочки в прохладном саду. Каблучками тормозят. Не желтый, а золотой песок сыпется у них испод ног, засыпает платановую дорожку.
-Пойдем в сад?
Ты говоришь, что это не Россия, и мы идем купаться немного подшофе. «А причем здесь Россия?» - думаю я и не нахожу разумного ответа.
«Уже вечер. Музыканты настраивают инструменты…и играют «Владимирский централ… ветер северный…» Навстречу сгоревшие уставшие от солнца люди, а мы катимся под горку как колобки.… Вот он «Синбад Мореход» и приставшая навечно к берегу яхта с живыми попугаями. Но нам не до фотографий на память. Нас ждет Черное море и золотой песок. А завтра, пойдем на белые камни в сторону Албены. Круглые белые величиной с хорошие туркменские дыни они навалены огромной грядой. Это не так далеко, но это будет завтра»,- обманываю я себя, потому, что завтра мы улетаем
- А вон и яхта с красными парусами. А ты говорила Грин,… сказки!!?… Смотри! Раздевайся и быстрее в море.
-Ой! Волны!
А как ты хотела?!!!… Сиди на берегу. Это тебе не Турция, не Мармарис с черным как будто грязным песком и озерным шепотом совсем без волн. И здесь лучше, чем в Римини или Пезаро хоть там и родился Джоаккино Россини. Помнишь, их мелководный пляж на полкилометра пути, что убьет любое желание окунуться в воду?
-Другой разговор. Держись за меня. Утонем так вместе.
Удары в живот. Прохлада и соль. От белых бурунчиков легкая водяная пыль. Мы плывем. Кровь вода и вино и остывает горячее тело. Волны качают нас, убаюкивают. Вниз. Вверх. Хорошо. Слепит низкое солнце. Путь обратный тяжел. Мы свалились, будто деревья. И сердце клокочет, и горячий песок подгребаем, и можно уснуть. Легкий сон йод, ракушки и белые чайки…Путин, Медведев, гармошка, играют в четыре руки. … Россия трещит пополам,… просыпаюсь, иду смыть песок и остатки страшного сна. Волны теплого моря обнимают меня, и я забываю несчастную страну, откуда я родом.
Мы возвращаемся, скрывается солнце. Последние красные отблески дарят нам окна Паломы и Арабелы. Как белый теплоход вдали возвышается и горит огнями Адмирал.
Дорога идет наверх. В маленьких придорожных ресторанчиках начинается кипучая жизнь. Чуть не обжигая ветви ольхи, в Амшоре вспыхивает неосторожное пламя в огромном круглом тандыре, а у соседей в Ривьере, два подростка с красными лицами крутят на деревянных ручках туши баранов. Древесные угли мерцают рубиновыми отблесками. С парнишек льется пот, который они постоянно смахивают рукавами. А в нижнем ресторане под горой, повар в белом огромном колпаке, который съехал набок, колдует над большими кастрюлями, протыкает содержимое узким штырем, на аптекарских весах взвешивает приправы и кидает их в полуготовые блюда.
Переодевшись, мы возвращаемся и заходим в Пармус. Полосатый полог закрыл небо, унылые столики почти пусты и зеркально блестят. Ты убираешь сумочку под стол. В ней аккуратно завернутыми лежат мелкие ракушки, две веточки лаванды и пара маленьких шоколадок которым судьба - побелеть от старости в нашем ящике письменного стола.
Мы поправляем мягкие заботливые подкладки на креслах и устраиваемся удобней. Но никто не хочет нас обслуживать. Вдруг в кафе вваливается огромная толпа немцев. Громкие бесконечно лающие звуки их речи приводят нас в оторопь. Они перебивают друг друга, и речь их звенит, кажется не в ушах, а в сознании. «Гитлер капут! Приехали!» Забегали, заюлили официанты в предвкушении большого куша, а мы грустно переглядываемся и уходим. Нас окликают,… но поздно…
Мы проходим Ангел Стейк, где подают наверно самые большие стейки из когда-либо приготовленных на этом побережье. Не специально задерживаемся у бара Микки-Мауса. Просто из-за большой статуи мультипликационного героя на тротуаре пропускаем бесконечную вереницу людей. Бар специализируется на пиццах, гамбургерах и омлетах и туда лучше ходить в первой половине дня.
Нам дальше! Мы чуть не садимся в Экзотике, лучшем рыбном ресторане с большим количеством морских обитателей. Их готовят надо сказать весьма отменно. И наконец, чуть отойдя в сторону, попадаем на открытую круглую веранду грузинского ресторана «Пиросмани», стоящую на возвышенности. Крутая лестница в пять ступеней ведет наверх. Мы сидим как на деревянной танцплощадке, только легкий плетень из подобия камыша, частично загораживает нас от остального мира.
На небольшой сцене и на колоннах у входа висят небольшие репродукции Нико Пиросмани выполненные в сельском стиле и с простыми деревенскими сюжетами. Талантливый грузинский художник, как и положено истинно великим, большую часть времени прожил в полной нищете, ночевал в подвалах, а рисовал зачастую за неимением средств на клеенках снятых со столов. Предупредительные официанты в белоснежных рубашках и черных узких брюках говорят по-русски почти безупречно, если не считать акцента. Они подлетели почти мгновенно, не успели мы приземлиться.
-Шалаплави будешь?- спрашиваю я, заглядывая в меню.
-А что это, - говоришь ты, хмуря брови.
-А Джонжоли? Или тебе лучше Каурму?
-А там ничего попроще нет?
Я советуюсь с официантом. Не молодой, но статный грузин предупредительно склонился, придерживая через руку полотенце. Мы заказываем тушеное мясо в красном соусе. Соус это уваренное помидорное пюре с толчеными грецкими орехами, чесноком, кинзой, укропом и кусочками баклажана.
-Только пряностей, в смысле красного перца, не переложите!- предупреждаю я.
Он улыбается и приносит два бокала белого холодного вина на подносе.
-Мы же еще не заказывали, - говорю я ему.
Он улыбается обезоруживающей белозубой улыбкой:
-Соотечественникам подарок!
-А как же ваш президент Саакашвили…?
-Мы все родились в одной стране,… пусть они дерутся…
Приносят мясо в чугунных черных сковородочках.
-Может, продолжим белое, - говорю я тебе, - закажем Эрети или Цинандали?
-Это не рыба – с мясом лучше красное.
-Тогда Саперави или Напареули?
-А Киндзмараули нет? – спрашиваешь ты, извлекая из памяти, единственное грузинское вино, которое ты знаешь.
-Есть. Но давай попробуем нового?
-Тогда второе, то, что на букву «Н».
-Напареули? Оно самое дорогое, у тебя нюх на хорошие вина и хороших мужчин.
-На счет первого пожалуй соглашусь,… а вот про второе… не знаю,- говоришь ты, лукаво улыбаясь,- надо подумать.
-Да точно!- говорю я. И нам приносят запотевшую бутылку.
Три джигита сидя по-турецки приветствуют нас с этикетки. Надпись по-русски гласит, что это «Тифлисский винный погреб».
-Слушай мясо попробуй! ... … Обалдеть! – говоришь ты и прыскаешь смехом.
-Хочешь, я узнаю рецепт?
-Сиди. Рецепторщик. И вино, лучше, чем Кинзмараули.
-Это же марочное, - говорю я важно, и губа у меня едет вниз от удовольствия.
-Мы влезаем в бюджет?
-Наверно. Я забыл кошелек, и мне все равно, - легко говорю я, улыбаясь одними глазами.
-Так опять!? Твои штучки!
-Что ж! Оставлю тебя в залог.
-Можешь не возвращаться,… этот ужин будет за счет заведения… и все будут довольны.
-Придется получше поискать в карманах, - притворно морща лоб, говорю я.
В ресторанчик пришла и села недалеко от нас молодая русская пара с бледными лицами. На голове девушки была большая светлая шляпа. Он был необычайно худ, с узкими плечами и в очках. До нас донесся разговор:
-Дорогой, неужели мы завтра будем купаться?
-Конечно. Если бы рейс не задержали, мы сделали это сегодня!
-Не верится!!! Я так счастлива! Ты не представляешь.
Молодой человек положил свою ладонь, на руку девушки, лежащую на столе, и ласково провел по ней, слегка касаясь:
-Потерпи еще самую малость…
Девушка посмотрела на него влюбленными глазами и улыбнулась.
Со стороны моря донесся низкий звук корабельного гудка. Очевидно, встречное судно ответило ему на полтона выше. Будто испугавшись этого, замолчала музыка в ресторане. Только стали доноситься из кухни перестук ножей и тихая грузинская речь.