– Видишь, в каком мы положении? Если все идет гладко – прекрасно! Если что-нибудь неладно, то понять мы все равно ничего не можем! И скорее всего, ни мы, ни кто-нибудь еще тут ничего не сможет сделать. Но работаем-то здесь мы, а не кто-нибудь еще! Вот в чем штука! – Он некоторое время предавался безмолвной ярости. – Ну, ладно. Ты его привел?
– Да.
– И он ведет себя нормально?
– Ну, религиозного помешательства у него нет, и по кругу он не бегает, и стихов не декламирует. Как будто нормально.
Донован вышел, злобно тряхнув головой.
Пауэлл пододвинул к себе «Руководство по Роботехнике», которое своей тяжестью грозило проломить стол, и с благоговением раскрыл его. Однажды он выпрыгнул из окна горящего дома, успев только натянуть брюки и схватить «Руководство». В крайнем случае он мог бы пожертвовать и брюками.
Он сидел, уткнувшись в «Руководство», когда вошел ДВ-5, и Донован захлопнул дверь.
– Здравствуй, Дейв! – угрюмо произнес Пауэлл. – Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, – ответил робот. – Можно сесть?
Он пододвинул специально укрепленный стул, предназначенный для него, и, осторожно согнув свое тело, уселся.
Пауэлл одобрительно взглянул на Дейва (непосвященные могли называть роботов по их серийным номерам, специалисты – никогда). Робот был не слишком массивным, хотя и представлял собой управляющий блок целой системы из семи частей. Он был немногим более двух метров ростом – полтонны металла и электричества. Много? Ничуть, если в эти полтонны должна уместиться масса конденсаторов, схем, реле и вакуумных ячеек, способная практически на любую доступную человеку психологическую реакцию. И позитронный мозг – десять фунтов вещества и квинтильоны позитронов, которые и заправляют всем остальным.
Пауэлл вытащил из кармана рубашки помятую сигарету и сказал:
– Дейв, ты парень хороший. Ты не капризничаешь, как примадонна. Ты спокойный, надежный робот-рудокоп. Ты умеешь непосредственно координировать работу шести вспомогательных роботов, и, насколько я знаю, никаких нестабильных связей в твоем мозгу из-за этого не появилось.
Робот кивнул.
– Я очень рад этому, но к чему вы клоните, хозяин?
Его звуковая мембрана была отличного качества, и присутствие обертонов в его речевом устройстве делало его голос не таким металлическим и бесцветным, какими обычно были голоса роботов.
– Сейчас скажу. Это все твои бесспорные достоинства. Но почему же тогда не ладится твоя работа? Например, сегодня во вторую смену?
Дейв проявил признаки нерешительности.
– Насколько я знаю, ничего не произошло, – ответил он.
– Вы прекратили добычу.
– Я знаю.
– Ну?
Дейв был озадачен.
– Я не могу объяснить, хозяин. Я прямо с ума мог бы сойти – другое дело, что я, конечно, ничего такого себе не позволю. Вспомогательные роботы действовали хорошо. Я тоже – я это знаю… – Он задумался. Его фотоэлектрические глаза ярко светились. – Не помню. Смена кончилась, пришел Майк, и почти все вагонетки были пустыми.
В разговор вмешался Донован:
– Ты знаешь, что в конце смены ты уже несколько раз не являлся с рапортом?
– Знаю. Но почему?.. – Он медленно, тяжело пока чал головой.
Пауэллу вдруг почудилось, что если бы лицо робота могло что-нибудь выражать, то сейчас оно выражало бы боль и страдание. Робот устроен так, что он страдает, когда не исполняет своих функций.
Донован вместе со стулом придвинулся к столу и тихо сказал Пауэллу:
– Может быть, потеря памяти? Амнезия?
– Не знаю. Во всяком случае, не стоит проводить параллели с человеческими болезнями. Искать у робота аналогии с расстройствами человеческого организма – чистая романтика. В Роботехнике это не помогает.
Он почесал в затылке.
– Мне очень не хочется подвергать его проверке элементарных мозговых реакций. Это его только еще больше расстроит.