Драко, замерев, словно боясь спугнуть его, позволял Гарри делать с ним все, что он только захочет, и Гарри, пользуясь этим, неуверенно попытался приоткрыть его губы своими, настойчиво проникая все глубже. Контраст опалял: стылый холод снаружи, и жаркая нежность его поцелуев внутри, между губами и сердцем. Задыхаясь от ощущений, Гарри коснулся языком нежного неба, прошелся по гладким зубам, но когда он, наконец, сладко столкнулся с обжигающим его малфоевским языком, Драко вздрогнул, распахнул глаза и чуть отстранился.
Гарри застонав от желания, не открывая глаз, попытался вернуть его обратно себе, но Драко, тяжело дыша, силился ему что-то сказать:
— Поттер, — выдохнул он, намертво вцепляясь в его мантию пальцами, и Гарри испуганно замер. Что он опять сделал не так? Но Малфой смотрел на него так серьезно, что мысли в голове вязли и плавились. — Ты же всё понимаешь? Что я тебя никому не отдам.
В его потемневших глазах разгоралось голодное пламя, вызывающее в Гарри ответный огонь. Драко снова потянул его на себя, не сводя с его губ жадного взгляда, и Гарри почувствовал, как возбуждение захватывает его целиком. Сейчас Малфой предлагал ему новую битву, мужской поединок, и Гарри, разумеется, не мог ему отказать, как никогда не отказывал ни в одном из сражений. Неизвестное прежде чувство топило, пьянило и обжигало. На смену болезненной нежности пришла ярая страсть. Нестерпимо захотелось проникнуть в него как можно дальше и глубже. Почувствовать его любовь на себе, или… в себе. Чтобы больно и горячо, чтобы прямо по нервам, чтобы получить от него все, что он только сможет позволить. Все, что только сможет отдать.
— Гарри… Иди ко мне.
Наверное, так рушится мир, и взрываются звезды. Почему ни Чжоу, ни Джинни не удавалось разжечь в нем ничего даже близко похожего? Их поцелуи были скучной обузой, а то, что происходило с ними теперь, стирало все границы и рамки. Давнее, запретное, запаянное на шестом курсе где-то в груди и после трусливо повернутое на Джинни, теперь лавиной рвалось обратно наружу, заставляя желать Малфоя до полной остановки дыхания, — так, что в глазах стояла полная тьма.
А если он несерьезно? Гарри внезапно напрягся. Если он так целуется с кем-то еще? И Гарри для него всего лишь один из многих… экспериментов. Огнедышащий дракон взметнулся внутри, опаляя и царапая внутренности так, что Гарри аж задохнулся от боли.
— Ты что? — Малфой, неожиданно чуткий, широко распахнув затуманенные глаза, смотрел на Гарри тревожным вопросительным взглядом. — Гарри, ты что?
Гарри сморщился от внутренней боли.
— Не смей кроме меня больше ни с кем. Слышишь? Не смей, — выдохнул он. — Я не выдержу. Не смогу, — непонятно пояснил он, но Малфой его понял. Он притянул Гарри к себе и мотнул головой:
— Ты сдурел.
Но чувствуя, что Гарри пытается отстраниться, тихо сказал ломким от напряжения голосом.
— Идиот. Я же сказал, что люблю. Я не размениваюсь по мелочам. Только ты. Если, конечно, захочешь, — в его голосе неожиданно послышалась сильная горечь.
Тонкие растрепанные пряди выпадали из челки, прилипая к разгорячённому лбу и вискам, щеки пылали румянцем, и он выглядел так открыто и уязвимо, что Гарри снова с силой дернул его на себя, сгребая в кулак его мантию:
— Нет, это ты идиот. Ты что, не видишь… не понимаешь, что из-за тебя со мной происходит?
Малфой неуверенно улыбнулся, и Гарри словно обожгло его беспомощным взглядом. Он его, должен быть только его.
— У тебя уже с кем-то было? — Гарри вглядывался в красивое лицо.
Драко досадливо дернул плечом, отмахиваясь от воспоминаний:
— Почти нет.
Гарри зажмурился, стараясь не думать об этом “почти”, и услышал, как ему в ухо опять вливается горячечный шепот:
— Ну, перестань. Слышишь, Поттер? Я все время… даже тогда о тебе… Постоянно… Даже, когда…
— Просто заткнись! — словно перейдя последний рубеж, Гарри рванул его на себя, сам не понимая, чего он хочет добиться — желая лишь одного: присвоить его себе, прикоснуться везде к гладкой, горячей коже, стереть с нее все чужие прикосновения, доказать и ему, и себе, что теперь только с ним, только с ним… И Малфой, словно не желая ему уступать, так же исступленно шарил руками у него под одеждой, словно пытаясь одновременно коснуться везде.
— Ты теперь только мой, ты меня понял? — Гарри, чувствуя, как его сжирает горячая ревность, крепко держал его, пытаясь раздеть, прижать как можно сильнее к себе, поймать его губы своими.
Малфой, в ответ судорожно дергая его пуговицы на рубахе, смотрел на него требовательно и зло:
— Ненавижу твою Уизлетту. Зааважу ее, если она к тебе еще хоть раз подойдет. Тебе это тоже понятно?
Рванув в стороны мантию и белые полы рубахи, Драко с силой прижался к его голой груди, но не успел Гарри ответить ему, как малфоевская сильная кисть скользнула к нему в штаны и так требовательно и жадно сжала внизу, что мыслей в голове не осталось. Никто, никогда еще… там… и вот так…
— Ты только мой. Ясно тебе?
Задыхаясь, Гарри поспешно кивнул, удивляясь, как тот мог еще сомневаться. Глядя перед собой невидящими глазами, подчиняясь обжигающим движениям сильной руки, Гарри жадно потянулся к его ремню.
— Подожди. Хочу… тебе тоже так…
Драко зажмурился, пытаясь сдержаться, пока Гарри, неловко смущаясь, пробирался рукой ему в брюки, и закусил губу, как всегда в моменты волнения.
— Давай. Я хочу, — Гарри толком не понял, кто из них произнес это вслух, потому что больше не было их по отдельности, были только движения, быстрые, рваные, слаженные, тяжелое сбивчивое дыхание и наслаждение, огромное, бесконечное, надвигающееся на них плотной стеной.
— Поттер, давай, — Гарри, и так подошедший к самому краю, услышал его сбивчивый шепот и, с трудом разлепив тяжелые веки, увидел устремленный на него шалый малфоевский взгляд. — Я хочу видеть, как ты кончаешь.
Гарри с трудом облизнул пересохшие губы:
— Давай. Я тоже. Хочу.
Этих горячечных слов и пульсирующей в кулаке чужой твердой плоти для Гарри оказалось достаточно, чтобы невыносимый по силе оргазм накатил на него как лавина, разбивая все тело на атомы.
Резкий порыв ветра заставил их очнуться, спустя пару минут или лет, и смущенно отпрянуть в разные стороны.
— Ну, и что теперь дальше? — Малфой подчеркнуто не смотрел на него, принимаясь приводить испачканную одежду в порядок.
Теперь он выглядел замкнуто и отстраненно, и Гарри не очень понимал, как ему теперь себя с ним вести.
— Я… не знаю. Я могу сказать нашим, что теперь встречаюсь с тобой. Или ты хочешь, чтобы никто ни о чем не узнал? — Гарри, наскоро накладывал на себя Очищающее и судорожно одевался — на башне был жуткий холод.
Малфой вскинул голову и почти равнодушно посмотрел на него:
— Поттер… А ты вообще в этом уверен? Может быть, завтра ты уже передумаешь, — в его голосе снова звучала насмешка, и сам он в этот момент опять был холодный, далекий, к тому же Гарри так некстати вспомнилось это “почти”.
— А может быть, это ты уже передумал? — он сердито повернулся к Малфою. Кто там у него был до него? Забини? Нотт? Или верная Паркинсон? И кто еще будет после? — Получил, что хотел? Мне можно проваливать?
Малфоевские глаза сузились, превратившись в две злые щели:
— Не зря я всегда был уверен, что ты редкий кретин. Проваливай, если хочешь. Меня уже тошнит от тебя.
Гарри, задохнувшись от ярости, сжал кулаки:
— Я всегда знал, что ты обычная сволочь! — и чтобы ни у кого не оставалось сомнений, добавил привычное: — Ненавижу тебя.
— Ты меня так удивил, — Малфой смотрел на него так равнодушно, что у Гарри рухнула последняя надежда. Неужели все было неправдой? — Не могу поверить, что я вынужден… — прошипел он сквозь зубы.
Гарри резко остановился напротив него:
— Ты вынужден что? Ну, давай, договаривай! — он требовательно уставился на Малфоя, но тот посмотрел ему в лицо с таким откровенным презрением, что Гарри еле сдержался, чтобы не выдернуть палочку из рукава.