Он уклонился от массивного кулака и пнул парня по коленным чашечкам (бледный гигант перестал двигаться), в пах и сердце (гигант согнулся пополам, издав свистящий звук), а затем в горло (звук тут же оборвался).
К этому времени второй парень уже поднялся на четвереньки, с трудом втягивая воздух в легкие, и Луис дважды рубанул его по шее.
Теперь оба пришельца лежали на ярко‑желтой траве.
Луис проверил замки на двери. Все это время счастливая улыбка не покидала его лица, оставшись на нем и после того, как он обнаружил, что дверь заблокирована. Он проверил дверь на балкон: закрыта и заблокирована.
Как же тогда они вошли?
Ошеломленный, он сел, где стоял, в позе лотоса, и не двигался более часа.
Наконец таймер щелкнул и отключил дроуд.
Токовая наркомания была самым молодым из грехов человечества. На определенном этапе истории большинство человеческих культур считали эту привычку своим главным бичом. Она вербовала поклонников на рынке рабочей силы и оставляла их умирать от истощения.
Однако время шло, сменялись поколения, и те же самые культуры начинали смотреть на токовую наркоманию как на благословение. Старейшие пороки – алкоголизм, лекарственная наркомания и азартные игры – не были настолько привлекательны. Люди, которые могли бы пристраститься к лекарствам, теперь получали счастье от электрода. Они настойчиво стремились к смерти и, как правило, не заводили детей.
К тому же это почти ничего не стоило. Торговцы наслаждением и хотели бы поднять цену на операцию, но как? Потребитель не был электродником, пока электрод не внедряли в центр наслаждения его мозга, а после этого они не могли держать его под контролем, поскольку токовые импульсы он получал из сети.
И удовольствие это было чистым, без обертонов и похмелья.
Так что ко временам Луиса Ву те, кто мог поработить себя электродом или любым другим способом саморазрушения, сами исключали себя из человеческого общества на протяжении уже восьмисот лет.
Сегодня существовали даже устройства, которые могли раздражать центр наслаждений и на расстоянии. Хоть и запрещенные на большинстве миров, и дорогие для производства, таспы все‑таки использовались. Обычно они не разрушали жизнь, и многие люди пользовались ими.
Таймер щелкнул и отключил дроуд.
Луису показалось, что он упал внутрь самого себя. Он провел рукой по гладкому черепу к началу длинного черного шнура и выдернул дроуд из гнезда под волосами. Некоторое время подержал в руке, изучая, затем, как всегда, сунул в выдвижной ящик и закрыл его. Стол, выглядевший массивной деревянной конструкцией, был на самом деле бумажной толщины металлическим корпусом с огромным количеством мест для потайных отделений.
Обычно возникало желание вновь настроить таймер, и в ранние годы своего пристрастия он обычно так и делал, постепенно превращаясь в скелетообразную тряпичную куклу, все более и более сухую. В конце концов он собрал то, что еще оставалось от его прежней решительности, и сделал таймер, которому требовалось двадцать минут передышки для повторного включения. При данных обстоятельствах это давало ему пятнадцать часов для тока и двенадцать для сна и того, что он называл техобслуживанием.
Трупы по‑прежнему лежали по полу, и Луис понятия не имел, что с ними делать. Даже если бы он вызвал полицию немедленно, это привлекло бы к нему нежелательное внимание, но что он мог сказать им теперь, когда прошло уже полтора часа? Что его избили до потери сознания?
Такое состояние было ему знакомо: в черной депрессии, обычно следовавшей за временем, проведенным под током, он просто не мог принимать решений. Привычно, как робот, он занимался своим техобслуживанием; даже обед его был запрограммирован заранее.
Луис выпил полный стакан воды, затем отправился на кухню и в ванную. Десять минут занимался упражнениями, борясь с депрессией и истощением; избегая смотреть при этом на коченеющие трупы.