- И что же? – Аннушка настороженно прислушалась, но шума не было, значит, или встреча Якова Платоновича с Николаем Шумским проходит вполне мирно, или господин следователь уже пристукнул своего бывшего соперника с полного благословения хозяина дома.
- Так вот, встретили мы, стало быть, Егоровну, и она, - Капочка опять покраснела и отчаянным рывком оторвала-таки манжет, посмотрела на него недоумённо и отбросила в сторону, - она нам зелья дала.
- Какого зелья? – удивилась Анна Викторовна.
Барышня воззрилась на гостью, искренне дивясь её недогадливости (а ещё духовидица!):
- Дак знамо дело, какого. Чародейного, чтобы все кавалеры прямо голову теряли от нашей привлекательности. Правда, много мы не пили, так, по глоточку всего, Егоровна же сие снадобье для Ульяны брала, та в гусара влюбилась, а он на неё даже не смотрит.
- А сразу после этого зелья вам и стало дурно, верно? – Аннушка прикусила губку, чтобы не расхохотаться.
- Ну, не сразу, - протянула Капочка, - мы ещё до книжного ряда дойти успели, а потом живот как скрутило, я аж света белого не взвидела.
…- Аннушка, душа моя, напомни, как там Платон Платонович говорит, когда с сестрицей своей ненаглядной поцапается: «Баба дура не потому, что баба, а потому, что дура»? – ядовито вопросила тётка Катерина, материализуясь прямо напротив Капитолины и сладострастно посматривая на её косу.
- Лиза - не дура, - возмущённо прошипела Анна.
- Лиза – нет, - Катерина щёлкнула ничего не подозревающую Капитолину по носу, - а эти матрёшки – самые настоящие дурынды. Напились невесть какой дряни, а потом удивляются, что у них животы скрутило. Господи, родятся же на свет такие курицы - ни во щи, ни в пироги, ни пера в подушку!
- Тётушка! – тщетно попыталась воззвать Анна Викторовна к совести, коя ещё в младенчестве Катерины благополучно скончалась, если вообще, когда на свете была.
- Ты бы лучше к Якову спускалась да вместе с ним к няньке шла, - невозмутимо заметила призрачная родственница, - а то и сразу к знахарке, которая такие чудные слабительные декокты варит. Кстати, можешь и для себя пару пузырёчков прихватить.
- А мне-то это зачем?
- Ну, - Катерина выразительно закатила глаза, - мало ли. Сопернице какой презентовать, али упрямцу, не желающему в злодеянии каяться…
Анна фыркнула, с трудом сдерживая смех уточнила, знает ли она, где нянька Егоровна брала чудодейное зелье, и поспешно выскочила из комнаты. В коридоре не вытерпела - рассмеялась, вызвав серебристым своим смехом лёгкую гримаску боли на лице Николая Шумского и лучистую улыбку у Якова Платоновича.
========== Дело № 1.4 ==========
Планида никогда не была особо милостива к Николаю Шумскому.
Рано потеряв родителей, юноша в полной мере познал горькую долю сиротства, добро, родственница престарелая пропасть не дала, помогала, чем могла. Только вот нрав у сей особы в силу ли возраста и идущих с ним об руку хворостей, или же издержек воспитания, либо ещё каких причин, господину Шумскому неведомых, был отнюдь не ангельским. С годами почтенная дама стала утверждать, что родственники терпят её исключительно из-за денег, что никому она, старуха, не нужна, и все только и считают дни до того момента, как она умрёт. Стоит ли удивляться тому, что Николай старался лишний раз в Затонск не приезжать, во избежание, так сказать.
Служба армейская давалась господину Шумскому хорошо, он даже дерзнул поверить, что злой рок отвернулся от него, выбрав другую жертву, но тут пришло горестное послание от престарелой родственницы с просьбой приехать в Затонск. Мол, совсем стара стала, скоро помру, не откажи, милый друг Коленька, в последней просьбе умирающей, дай на себя хоть един раз ещё взглянуть. Николай приехал, даже не предполагая, сколь много открытий чудных ждёт его в провинциальном и, как ранее казалось, тихом городке.
Во-первых, помирающая родственница на досуге тешила себя тем, что сталкивала лбами Шумского со своим племянником, неудивительно, что последний в конце концов не выдержал и дошёл до самой что ни на есть крайности. Это же надо было такое удумать: отравителя куафёра нанять! И следователь тоже хорош, пообещал душегуба не трогать в обмен на противоядие для Анны Викторовны. Хотя, об этом чуть позже.
Во-вторых, дочка соседей - Анна Викторовна Миронова - за то время, что Николай её не видел, чудо как похорошела, превратившись из озорной и чудаковатой девчонки в обворожительную барышню, не только пригожую, но ещё и добросердечную. Она прониклась к господину Шумскому состраданием, кое Николенька принял за симпатию, сердечное влечение. Да, право слово, кто бы мог подумать, что солнечной Аннушке сможет понравиться суровый и надменный, прибывший из Петербурга, сосланный, если точнее, следователь!
Выяснились сии тайны любовные после того, как подлый отравитель куафёр, отправивший в мир иной двух почтенных жителей города, дерзнул покуситься на Анну Викторовну, которая безрассудно ринулась в пасть этому коварному змею и едва уцелела. Точнее, это следователь её спас, пообещав отпустить отравителя, если он приготовит противоядие. Вот тогда-то, в тот памятный до последнего вздоха час всё и стало известно.
Конечно, Шумский всё равно просил руки Анны Викторовны, но в глубине души понимал всю провальность своей задумки. Ему, Николаю, дали отставку, даже хуже того, его назвали другом, а это в делах любовных страшнее измены и самой смерти. У друга шансов нет никаких, а потому господину Шумскому осталось лишь пристрелить куафёра и уехать из Затонска, дабы не обременять своим соседством Анну Викторовну.
Николай думал, что свершённое преступление не сойдёт ему с рук и был готов отправиться на каторгу или в штрафные роты на Кавказ, но никаких гонений не последовало. Следователь дело или не начинал вовсе, или быстро сунул под сукно. А ведь казался педантом бесчувственным, даже дело об отравлении родственницы господина Шумского открывать не хотел!
Потерпев крах в делах сердечных в Затонске, Николай вернулся в Петербург и с головой погрузился в дела служебные. Время летело незаметно, пока на одном из балов, куда затащили Шумского друзья, он не встретил миловидную барышню и, как писал незабвенный господин Пушкин: «В сердце вспыхнуло былое». Бравый военный танцевал с избранницей вальс, а затем героическим усилием воли целых три дня не только не встречался с ней, но честно старался даже не вспоминать, только вот мысли снова и снова возвращались к прелестной чаровнице.
Решившись, Николай написал барышне послание, но злой рок опять вмешался, всё испортив. Господин Шумский лично видел, как во время прогулки его избранница побледнела и поспешно вернулась домой. Отправленные на разведку друзья донесли о болезни и даже отравлении. Горя желанием облегчить милой сердцу даме страдания, Николай прибыл в дом к её дядюшке, известному в столице купцу Белозерову и… наткнулся там на знакомого по Затонску следователя.
Зорким глазом Николай мигом приметил обручальное кольцо, вызывающе блестевшее на пальце Якова Платоновича, умиротворение в стального цвета глазах и чуть уловимую улыбку в уголках губ. Вывод напрашивался сам собой: господин следователь был женат не очень долго, но, вне всякого сомнения, счастливо.
Имя его избранницы стало известно совсем скоро: вниз, словно сказочная фея, летняя грёза, спорхнула над чем-то негромко смеющаяся Анна Викторовна, при виде коей на лице сдержанного следователя вспыхнула лучистая улыбка.
- Добрый день, господин Шумский, - вежливо приветствовала Николая Анна Викторовна и тут же, захваченная какой-то идеей, повернулась к следователю. – Яков Платонович, мы побеседовали с Капитолиной и… - барышня оглянулась на насторожившегося хозяина дома и размеренно закончила, - я передала ей пожелания скорейшего выздоровления.
- Отлично, в таком случае, полагаю, нам стоит вернуться к делам служебным, - Яков Платонович коротко кивнул хозяину дома и Николаю. – Всего доброго, господа.