Директриса делала вид, что не замечает девочки, а та терялась в догадках. Может быть, прислужница ошиблась и здесь ей не место? Или уже началось испытание, смысла которого она не понимает?
Магия у Верты была слабенькая, ее едва хватало на то, чтобы сотворить красивых бабочек для того, чтобы развлечь Тима, да создать иллюзию огня в камине, который, конечно, никого не мог согреть. Ее магия была вроде фокусов, которые показывают заезжие балаганщики. Толку чуть, одно баловство. Папа, правда, всегда радовался дару дочки и называл ее своей маленькой феей.
Люди, обладающие магией, появлялись на свет довольно часто. Другое дело, что их способности обычно затухали к подростковому возрасту, как любые другие способности, если их не развивать. Детей предпочитали отдавать на обучение в лавки пекарей и кожевенников, сапожников и портных. Тут уж точно голодным не останешься, уже через год-другой профессия окупится. А для того, чтобы выучиться магическому искусству, требовалось не меньше семи лет. Поэтому в Академии магии обучались выходцы из обеспеченных аристократических семей, и только мужчины.
Однако существовало и учебное заведение для девочек — Высшие магические курсы, получившие в народе другое название, которое прижилось гораздо лучше, «Институт магисс».
Институт был местом закрытым и таинственным. Каких только слухов не ходило о том, что происходит за его стенами. Девочек сюда брали из любых сословий, вот только переступив порог учебного заведения, юные институтки навсегда оставляли свои семьи. Родителям выплачивали компенсацию, и девочка переходила под опеку института на долгие семь лет.
Но даже когда обучение заканчивалось, новоиспеченные магиссы не получали долгожданной свободы. Увы, отныне свобода для них была недосягаемой и сладкой мечтой.
На последнем году обучения в Институте устраивали смотрины, где присутствовали влиятельные люди со всего королевства. Они приходили, чтобы выбрать себе помощницу и навсегда увести в свой дом. Выпускницы превращались в собственность лордов, становились их безмолвными игрушками, выполняющими любые прихоти своих господ.
— Подойди, Вертрана! — резкий голос выдернул девочку из печальных раздумий.
Она приблизилась к госпоже Амафрее. Та стояла у стола, загородив спиной какой-то предмет.
— Оглянись. Что ты видишь?
Верта огляделась, и, как бы ни было ей сейчас грустно, детское любопытство оказалось сильнее горечи. Ее глаза широко распахнулись, а щеки порозовели.
В кабинете директрисы вдоль стен на полках, что заполняли пространство от пола до потолка, теснились разные диковинные предметы. Их было так много, что взгляд не успевал охватить все сразу. Крошечные домики, корабли и кареты, исполненные так детально, что казались реальными. Склянки и банки с заспиртованными в них невиданными существами. Чучела зверей и птиц. Друзы с драгоценными камнями. Магические шары с предсказаниями. Говорящие книги, сейчас запертые на замок. И еще масса невероятных вещиц.
— Я вижу… — У Верты не нашлось подходящих слов. — Столько всего!
— Где-то на этих полках есть булавка с головкой из горного хрусталя. Принеси мне ее.
Булавка! Да где же ее найти? Это ведь все равно что отыскать иголку в стоге сена! Однако Верта спорить не стала и направилась к ближайшей полке. Сделала шаг-другой и вдруг остановилась.
Ей почудилось, что она услышала зов. Тоненький голосок звал ее к себе. Он раздавался с самой верхней полки у двери.
Верта потянулась было, но поняла, что роста не хватит. Под спокойным, даже холодным взглядом госпожи Амафреи она подтащила стул, взгромоздилась на него и зашарила рукой по полке у себя над головой.
— Ай!
Булавка больно уколола палец. Верта хотела облизнуть ранку, как делала это всегда, но директриса перехватила ее руку и поволокла девочку за собой к столу.
На месте прокола набухла капелька крови, и госпожа Амафрея бесцеремонно прижала пострадавший палец Верты к гладкому черному шару, который выточен был, кажется, из куска обсидиана.
— Ой! — снова не сдержалась Верта.
Шар вдруг загорелся, точно газовая лампа, ярким, ровным синеватым светом. Верта впервые увидела, как подобие улыбки тронуло губы директрисы, словно она была чем-то невероятно довольна.
— Аквамарин… — пробормотала она. — Редкость…
Потом посмотрела на девочку, и глаза ее снова сделались холодными.
— «Ой» и «ай» — слова, недопустимые в этом заведении. Теперь вы воспитанница Высших курсов и должны вести себя соответствующе… Впрочем, чего я хочу от дочки башмачника. Всему свое время…
Верта сначала разозлилась на «дочку башмачника», и только потом до нее дошел главный смысл сказанного: госпожа Амафрея назвала ее воспитанницей! Значит… ее приняли!
Сердце тоскливо сжалось.
Директриса позвонила в медный колокольчик, и скоро в кабинете появилась прислужница, на этот раз другая, только наряд остался неизменным — чепец, платье и передник.
— Приведите ко мне женщину, стоящую у ворот, — велела госпожа Амафрея.
Директриса позвонила во второй раз, теперь уже в стеклянный колокольчик, и в ответ на его звонкий голос на пороге возникла девушка в длинном синем платье без украшений. Плечи закрывала пелеринка, волосы были собраны в гладкую прическу. Верта заметила на шее девушки черную повязку с серебряными письменами и удивилась: она никогда не видела таких странных украшений.
Девушка присела в поклоне и замерла, опустив глаза в пол.
— Андра, сопроводи новенькую в розовую спальню. Я отдаю ее под попечительство госпожи Гран. Занятия младших классов как раз должны закончиться.
Госпожа Амафрея подтолкнула оробевшую Верту в сторону Андры.
— А можно мне напоследок увидеть маму? — встрепенулась девочка. — Я хочу попрощаться!
— Нет, — бесстрастно ответила ледяная госпожа директриса. — Теперь я тебе буду и матерью, и отцом. Будь послушна, и тогда мне не придется тебя наказывать.
— Но…
Андра, которая незаметно подошла и встала за спиной Вертраны, дернула ее за руку.
— Идем, — прошипела она. — Быстро!
Верта поплелась за девушкой, изо всех сил сдерживая слезы. Сейчас мама подпишет договор, получит мешочек с тремя десятками королевских золотых монет и навсегда покинет Институт. А Верта никогда-никогда ее больше не увидит.
В коридоре, где взгляд госпожи Амафреи уже не мог их достать, Андра вдруг остановилась и погладила Верту по голове.
— Ну, не реви! Если бы ты продолжила канючить, то напросилась бы в карцер. А то и пару ударов розгами заполучила бы! Сухарь скора на расправу.
— Сухарь?
Андра быстро огляделась, наклонилась к лицу Верты и улыбнулась. Улыбка у нее была хорошая, человеческая.
— Мы так директрису называем. Только, чур, никому!
Верта невольно улыбнулась в ответ. Может быть, все здесь действительно будет не так плохо!
— А ты кто?
— Я? Воспитанница последнего курса, весной будет выпускной. Ну идем же…
Андра повела девочку за собой по лестнице. Они миновали третий этаж, четвертый и поднялись на пятый. Здесь и находились спальни младших воспитанниц.
Розовая, стены которой были окрашены в этот цвет, пока пустовала. Верта не знала, что она надеялась увидеть, но все же была неприятно удивлена аскетизмом спальни. Здесь стояло десять кроватей, рядом с каждой находилась тумбочка. Стены пустые, а на голом дощатом полу ни дорожки, ни коврика.
— Будешь спать там.
Андра указала на незаправленную постель. На тонком тюфяке были сложены горкой серое одеяльце и плоская подушка.
Верта присела на край кровати.
— Можно я спрошу тебя?
— Да, конечно, — доброжелательно ответила Андра.
— Это украшение у тебя на шее… Я таких прежде не видела.
Андра побледнела и потерла шею, будто бы темная лента душила ее. Однако ответила:
— Это не совсем украшение… Это знак того, что меня выбрали. Лента и символы на ней говорят о том, что скоро я буду принадлежать дому Ригель.
Верта сжалась. Она впервые столкнулась с доказательством того, что все, что она слышала об Институте, правда.