«Теперь я снова врач, а не пациент, — упрямо подумала она. — И буду оставаться врачом, пока это возможно».
Янка с осуждением смотрела на нее, уперев руки в бока. Таня сказала примирительно:
— Слушай, ну я же пока на смене!
Демонстративно набрала номер Купченко и, глядя на подругу, попробовала состроить смешную рожицу. Получился грустный клоун. И она снова натянула хирургическую маску на лицо.
6
Согнувшись над зеленым сукном, Макс прищурил глаз, примерился. Глянцевито блестевший белый шар лежал на столе, как яйцо Кощеево. Если попасть, если заставить двинуться к левой лузе и прыгнуть в нее, можно получить превращенное в десять тысяч долларов полцарства.
Осторожно поводя кием, Максим старался расслабить мышцы, успокоиться. Дышал глубоко и равнодушно, чувствуя, как смиряются мышцы, как, становясь ее продолжением, врастает в руку бильярдный кий. Выдохнув в последний раз, Максим толкнул его резко и сильно, посылая вперед, как разящее насмерть копьё. Гладкая деревяшка заскользила меж пальцев, но в нагрудном кармане шевельнулось, подпрыгнуло, музыкально взвыло. Рука испугалась, дернулась — и деревянное острие, щедро натёртое мелом, скользнуло на пару миллиметров вправо. Бильярдный шар метнулся по зелени поля, треснул лбом о деревянный бортик, отскочил, послушно меняя траекторию, покатился было — и затяжелел, наливаясь ленивой скукой, нехотя вздрагивая под резкую дробь пасодобля, сыпавшуюся из телефона. Дотолкал себя до лузы — и глумливо замер на ее краю.
— Ч-чёрт, черт! — Макс сжал кулаки до белизны в костяшках, разъяренно мотнул головой. Телефон вибрировал, щекоча кожу сквозь нарочито грубую ткань дорогой рубашки, требовательно гремел, вызывал на корриду.
Эта мелодия стояла только на одном номере.
— Да чтоб тебя!… — он длинно, со вкусом выматерился, изливая вскипевшую в жилах ярость. Убил бы сейчас Таньку — так взбесила! Бильярдный шар застыл буквально в миллиметре от лузы.
Десять. Тысяч. Долларов.
— Ч-чёрт, черт!!!
Партия была не закончена, он вёл 8:6. Играть договорились до десятки, и фора у Макса еще была. Но от мысли, что, может быть, именно ему придется платить сегодня, Демидов разозлился еще больше.
Он поймал косой взгляд Олега Василенко: тот усмехался, видимо, ждал, что партнер окончательно потеряет контроль над собой, а тогда и проигрыш неминуем. Радовался, гад.
«Рано радуешься», — Макс сжал челюсти.
Отвернувшись от Василенко, он дернул трубку из кармана. Ну да, Танька — рингтон с корридой он поставил на номер жены специально, как символ их семейной житухи. Надоевшей, скандал на скандале, которую он терпел только ради доступа к Танькиным деньгам. Он и женился-то ради денег, грех было упускать такую возможность. А Максим Демидов был не из тех, кто клювом щелкает. Да и вообще — он десять Танек бы стерпел, чтобы вернуть Алёну.
Ее он любил, с Алёной все было бы по-другому… Нет, положа руку на сердце, Макс признал бы, что и с Танюхой всё изначально складывалось не так плохо. Эта толстушка, без сомнения, была ему симпатична. Грудь у нее — роскошная, Макс всегда считал, что вот такая полнота любой бабе к лицу. И поговорить с ней бывало интересно, и хозяйственная она: готовит вкусно, убирает, заботится… А с другой стороны — упертая, как ослица. Командирша, всё под каблук его загнать пытается. Ну и лохушка наивная, с принципами — Максим всегда таких презирал.
Телефон продолжал звонить.
Макс глубоко вдохнул и шумно выпустил воздух через нос, пытаясь успокоиться. Отвечать не хотелось. «Знать бы, зачем звонит… — Макс прищурился, быстро глянул на часы и решил: — если попросит забрать с работы, скажу, что совещание затягивается. Она поверит. Каждый раз верит».
Нет, в другой день он бы поехал к ней, изобразил бы заботливого мужа. Но сегодня ему требовалось время, чтобы выиграть партию с Василенко — пока тот настроен кутить. Демидов мазнул пальцем по экрану смартфона.
— Да! — рявкнул он. — Таньк, срочное что-то? Я на совещании.
Он поставил кий в стойку, указал свободной рукой на прижатый к уху телефон — пусть Василенко видит, что он отвлекся по делу, а не слился, боясь проиграть. Пошел вокруг стола, по-обезьяньи сутуля спину. Из-за этой сутулости его непропорционально длинные, загорелые руки свисали почти до колен. Вот почему самарские друзья прозвали его Кингом. Да, это было производным от «Кинг-Конга». А не от «короля», как он врал Алёне.
В бильярдной было невозможно разговаривать: орала музыка, стучали шары. Девки, которых приводили с собой игроки, отмечали каждое попадание в лузу громким визгом. Обогнув длинный плац бильярдного стола, Макс двинулся в направлении коридора. Провел ладонью по высокому смуглому лбу с залысинами, по темным, коротко стриженым волосам. Расстегнул еще одну пуговицу белой рубашки. На шее жёлто блеснула широкая золотая цепь — подарок Алены, память об их 90-х. Заметив, что джинсы испачканы мелом, Макс раздраженно стряхнул его с ноги.
— Ты не теряй меня, я буду в больнице. Ложусь в гинекологию, — голос Тани был тусклым. Она помолчала, будто собираясь с силами. — Макс, прости. Ребенка не будет. У меня опять замершая беременность.
Максим раздраженно закатил глаза. Дети, дети… Дались ей эти дети!
Музыка в зале стала тягуче-гнусавой, будто у синтезатора заложило нос. «Надо заказать еще виски, — думал Макс. — Василенко чаще проигрывает, когда выпьет. И пожрать бы не мешало, вон как с кухни жареным мясом тянет. Надо признать, Василенко в бильярде мастер… Но в покере я его сделаю! Может, предложить за бутылочкой партейку? И не сорвется тогда десяточка бакинских».
— Макс, что ты молчишь? — голос жены стал обиженно-требовательным.
«Да понял я, ложишься в больницу, чего еще надо?» — раздражение нарастало, но он постарался говорить спокойно:
— Ну а что тут скажешь. Плохо, конечно.
Она всхлипнула.
— Таньк, не реви, — угрюмо попросил он. И не удержался, кольнул: — я ж тебя отговаривал, но ты сделала по-своему.
В трубке вмиг вскипела тишина. Такая, будто в него летела бомба.
— Значит, ты считаешь, что это я во всем виновата?
Слова зазвучали отчетливо, с ноткой угрозы. Макс скривился, поднял сжатый кулак, и с досадой треснул им по воображаемой стене. «Ну, всё, сейчас заведется. Уже завелась», — он запустил пятерню в волосы, почесал макушку. Перед глазами мелькнуло воспоминание: Испания, коррида, победивший toro* трусит по арене, угрожающе наклонив голову. А на песке валяется сбитый с ног тореадор, который мог бы отрезать оба его уха и хвост — будь он половчее и поосмотрительнее**. «Не надо ее злить, — решил Макс, — а то опять начнет о разводе. А если развестись сейчас, о возвращении в Самару можно забыть — я не для того терпел столько лет, чтобы явиться к Алёне нищебродом».
И он сказал печально, с легкой обидой
— Танюш, я ж не то имел в виду…
— Угу.
— Я ж боюсь за тебя, — напирал он. — Думаешь, легко мне? Просто вида не подаю.
Она еще помолчала, вздохнула с тоской.
— Правда?
— Конечно! — Демидов облегченно выдохнул. И спросил, стараясь, чтобы голос звучал участливо:
— Ты как сама-то? Как чувствуешь себя?
— Да как… Хреново.
— Мне приехать? — спросил он, и тут же осёкся: «Бля, нахрена предложил? Вдруг согласится?»
Но она снова выпустила жало:
— Зачем? Когда надо было, ты мне не помог.
«Твою дивизию! Сука злопамятная! — взбесился Демидов. — Ну да, не пошел я сдавать эти чертовы анализы — и что теперь, всю жизнь меня клевать будешь? Да! Я ненавижу! Все эти уколы, шприцы, баночки — не-на-ви-жу! А конура эта, для сдачи спермы: метр на метр, стульчик и журнальчик! Позор, унижение, нормальный мужик не стерпит! Это так сложно понять? И ведь я не скрывал. Сказал по честноку: нужен ребенок — о кей, но разбирайся сама со своими докторицами. Или признай уже, что не можешь родить, и живи спокойно. Нет, она всё пыжится и пыжится, а потом с ней вот такое, и виноват, конечно ж, муж!». И сказал, одним сжатием челюстей прожевав злобу: