Похмурился и полез в мешочек у пояса за смесью смолы и рыбьего клея, он ее все время с собой таскал на рыбалку, видимо, как раз для таких целей. Как и обрывки старых конопляных веревок, размочаленных в паклю.
И продолжил мысль:
— Разве что из козьих орешков — там как раз чуть подальше выпас, местные тетки своих гадин рогатых гоняют. А досок и гвоздей не водится, ты рехнулась деньги на такое тратить?
— Не твоя забота, — отмахнулась я. — Там в овраге за пустырем и пастбищем тростник, ивовые заросли, да чего только нет. Для плетня самое то.
— Это я буду, как деревенщина какая, за плетеным забором сидеть?! Чтоб все соседи видели?! — взвился Янь, словно его со дня долбленки недобитый рак за мягкое место приголубил.
— А что, — я не выдержала и щелкнула по облупленному носу, — твой городской гонор от такого деревенского способа пострадает? А по заднице? Смотри, нашелся ценитель урбанистической архитектуры!
— Чего?! — оторопел Янь, аж свою смолено-клеевую паклю бросил, недозамазав щель. — Ты мне только при девках не вздумай такими словами ругаться. Плетень ей… Ладно, топляк с тобой. Так когда переберетесь?
— Старуха денег не вернет, так что ближе к концу оплаченного срока, — пожала я плечами. — А вот вещи можно начинать потихоньку переносить. Но лучше так, чтобы госпожа Магнолия подольше не заметила: привыкла, старая карга, моей стряпней лакомиться забесплатно почти. И к дармовой рабочей силе Крона тоже неровно дышит. Угрожать своим перекресточным зятем перестала, ходит улыбается. Но это пока не поймет, что выгодные постояльцы намерены смотать удочки от такого гостеприимства. Аренду она нам ни на четверть медяка не снизила за то, что мы из «проходимцев» превратились в «милого мальчика» и «умницу-девочку».
— Понятно. — Янь задумчиво почесал нос. — У тебя твоя гробина на колесах одна полдвора занимает, если ее вывезти, сразу заметно станет. Значит, ее последнюю… а остальное тащи.
— Это ты будешь тащить, — обрадовала я. — Будешь во двор опять своих многоногих гадов приносить, а обратно в корзине из-под них — по мелочи. Чует мое сердце, для чего-то нужна нам такая секретность.
— Дожили… — сумрачно засопел поставщик, но спорить не стал.
Как запланировали, так и сделали.
Даже Крон не возражал, наоборот, что-то промямлил одобрительное и послушно пошел строить забор вокруг пустыря за халупкой.
Кто ж знал, что его архитектурные работы приведут к такому непредсказуемому и весьма… неоднозначному результату?
Нет, ну я знала, что мой стукнутый заклятьем в голову названый братец — натура насквозь практичная в самом деревенском смысле этого слова. Но чтоб настолько?!
Глава 12
— Так и что? — Я недоуменно уставилась на плетень.
На первый взгляд все было нормально, Крон справился, построил именно то, что надо.
Много места отгораживать нам не требовалось, но участок пустыря позади дома сорок на сорок шагов — показалось в самый раз. Мой названый братец потрудился на славу: не только возвел довольно высокий и прочный забор, но и разровнял площадку внутри него, повыдирал бурьян, собрал камни, сложил их аккуратной горкой в углу двора, притащил с недалекого пляжа несколько сотен корзин мелкой гальки и устроил антигрязевое покрытие… Неделю пахал как каторжный.
И совершенно непонятно, чем так недоволен теперь Янь, если от него в буквальном смысле можно печку поджигать? Такое впечатление, что сейчас искры посыплются с острых концов слипшихся белобрысых сосулек.
— Козел! — яростно рявкнул он и ткнул пальцем прямо в плетень.
— В смысле?! — не поняла я. — Какой козел?
— Вонючий! — Янь буквально полыхал возмущением. — Ты что, слепая?!
Я пожала плечами. И обратила внимание на то, что в том месте, куда так яростно тычет пальцем наш осьминожий поставщик и будущий домохозяин, плетень как-то странно изгибается. Словно бы образуя там, с внешней стороны забора, небольшую нишу. Кстати, вон поверх кольев еще какое-то плетение… словно крыша над этим изгибом.
А еще в плетне именно в этом месте оставлено небольшое отверстие, в которое сейчас оказался воткнут скрученный жгутом пучок чуть подсушенной травы.
— Нет, ты это видела?! Видела?! — захлебывался негодованием Янь, тыча пальцем как раз в это сено. — Да эту тварь вся улица боится как огня, третьего дня пьяному гончару чуть мужские шарики своими рогами не продырявил, еще раньше бабку Гронт ночью напугал так, что она самогонку, которую морякам из-под полы ночами продает, всю побила, девок моих сколько раз гонял, падла рогатая! Да вообще всех! А он его прикормил прямо под забором и чуть ли не будку ему тут устроил!
Я осторожно подошла и выглянула в оставленное отверстие. Пару раз моргнула, поймав встречный взгляд злых желтых глаз с узким поперечным зрачком. Оценила боевые рога в сколах и неровностях — каждый с мой локоть, кончик левого живописно обломан. Полюбовалась клочкастой пегой бородой и гроздьями репьев на серой от грязи шерсти…
С той стороны забора прямо в специально устроенной для него уютной нише с большим удобством расположился самый натуральный здоровенный и весьма недружелюбный козел.
Янь не соврал.
Козел меланхолично жевал ту траву, которую для него воткнули в забор, и наблюдал за мной с холодным презрением опытного пирата, к которому в иллюминатор неосмотрительно заглянула какая-то селедка.
— Кхм, — только и сказала я. — Интересно как… Крон! Поди сюда, радость моя!
Наш неутомимый братец в это время как раз что-то там делал на крыше халупки. То ли солому перестилал, то ли стропила менял, я не разобралась. Только удивилась про себя такому трудолюбию и рукастости, а еще подумала, что мне попался не мужик, а золото. Что, спрашивается, он забыл на кухне у вертела?!
Или все дело было в сваренных мозгах? И не сейчас сваренных, а тогда, до клятвы. Насколько я поняла из невнятных смущенных рассказов, очень уж один конкретный бородатый индивид любил приложиться к кувшину с вином. Так любил, что никакая мастеровитость не спасала: во хмелю был буен и злобен, а с бодуна еще хуже. Поскольку он все то время так и пребывал между этими двумя состояниями…
М-да.
А теперь не мужик — золото. Кстати, некоторые соседки в квартале госпожи Магнолии уже начали присматриваться. Я бы, может, когда-то и сама присмотрелась. Но не сейчас.
Крон, пока я размышляла, довольно ловко соскользнул с крыши, отряхнул с рук и одежды соломенную труху и послушно подошел.
— Да, сестра? Мелкий, завтра пойдем в овраг тростник резать. Крыша прогнила, никуда не годится. Пойдут дожди — смоет нас.
— Пф-ф-ф! — яростно засопел Янь. И ни слова больше не сказал. Уставился с независимым видом в заборную дыру.
— Крон, ты нарочно эту зверюгу приманил? — спросила я, хотя последней устрице было понятно, что да, нарочно. — Зачем?
— Так это… — Братец поскреб ногтями коротко стриженный затылок. — Полезная ж животина. Я тут, пока забор мастерил, посмотрел, поспрашивал. У всех почти козы есть, молочные. И приплод регулярный. Ну и козел же для этого надобен.
— Это понятно. — Я тихо хихикнула. — Но нам-то он зачем? У нас козы нет. Или ты ради общественной пользы стараешься?
— Дык какая там общественная, — махнул рукой названый брат. — Козел и есть общинный. То есть ничей. Так всегда бывает. Бегает промеж двор, рогатых красоток кроет, а остальное время как хочет, так и живет. Нрав у него дурной и злобный, как козлу и положено. Эта окраина, сталбыть, владения его, вот он порядок и держит, чужаков гоняет, ну и всех, кто ему не нравится.
— Да ему никто не нравится, кроме коз! — не выдержал Янь. — Теперь к забору не подлезешь!
— А зачем добрым людям к нашему забору с той стороны подлазить? Только если злыдням. Мы сами через дом ходим, гости, коли будут, тоже с улицы придут, — вполне резонно и спокойно заметил Крон. — Для того ж я ему вон удобный ночлег соорудил, сено, опять же, присолил и подвялил как надо, на пустыре он такого не нащиплет. Будет приходить сюда. Привыкнет со временем. И ни одного чужака близко не подпустит. А то плетень плетнем, но долго ли умеючи через забор махнуть и спереть вещь какую нужную? Или еще какое окаянство учинить.