- Чего? – забираю у нее бумаги, - перепутали опять.
- Я помню коричневую жидкость, я подумала, что это ржавая вода, решила может из крана набрал проверить, здесь вода черти что. Но написано, будто это настой шиповника с примесью крысиного яда. Ты заканчивай мутить с коктейлями, Глеб, - смеется, - крысиным ядом убить сложно, нужно его сожрать приличную кучу, тут доза небольшая, но при регулярном употреблении организм похерить может капитально.
- Фигня какая-то, я такого не давал на анализ. Пробирки перепутали, наверное. Ладно, - вздыхаю, - еще гора бумажек впереди.
Жанна уходит, а я начинаю щелкать по клавишам, не выношу бумажную волокиту.
Вечером со Стешей смотрим дурацкие мультики про девочку, бегающую за медведем. Я зеваю, а дочке нравится, прижимаю ее к себе, обнимая за маленькое хрупкое плечико. Она очень любит, когда мы вместе, а мне нравится вот так обнимать ее, собирая запах любимых волос, перебирать маленькие детские пальчики в руках. Ребенок - это невероятное чудо, подобной нежности не испытывал ни к одному существу на всем белом свете. Она широко улыбается, щебечет про сюжет, в такие минуты я счастлив.
- Папа, дай мне компот, бабушка для меня ваиила.
Встаю, иду на кухню, открываю холодильник, достаю кастрюлю, погружая в нее металлический половник. Коричневая жидкость медленно льется в бокал, ставлю в микроволновку, нажимая несколько кнопок, разглядываю, как крутится чашка внутри.
Печь дзинькает, оповещая о законченном подогреве, и точно так же в моем мозгу что-то переключается, перед глазами встают картины, одна за другой. Неожиданно я вспоминаю, откуда в лаборатории взялась та жидкость.
- Проклятье, - вздыхаю, прикусывая нижнюю губу, несу стакан дочери, та увлеченно смотрит мультик, пьет.
Возвращаюсь на кухню, сажусь за стол, переплетая пальцы рук:
- Это не мое дело!
Стучу кулаком по столу, потому что я вспомнил откуда на моем столе взялся чертов настой шиповника. Киваю головой, вздыхая, пальцами щелкая по поверхности кухонной клеенки.
- Меня это не касается.
Этот компот вылила из своего термоса в мой стакан та девчонка Полина, что неделю назад потеряла своего возлюбленного, а потом ночевала тут, и до ужаса понравилась моим дочери и матери.
- Не мое дело! Мне не нужно в это лезть! У меня хватает работы и без этого!
Глава 11
В спасатели идут не просто так, мы изначально понимаем, что зарабатывать много не будем. Состояние души такое - помогать другим людям. Я не могу это объяснить. Невозможно сказать человеку, который умирает: «Извини, но я мало зарабатываю».
Сегодня утром мы спасли девушку. Она ходила по лесу, разулась, чтобы ноги отдохнули, фотографировала, а потом поскользнулась, сорвалась со скалы и буквально перед пятидесятиметровым обрывом зависла на широкой кроне пышного дерева. Произошла какая-то путаница: сначала поехала одна служба, посмотрела, что ничего не может сделать, и лишь потом вызвали нас. Мы нашли ее в пять утра, так как прибыли в девять вечера, в темноте работать сложнее. Ее ботинки лежали в рюкзаке, не могла достать их. Она очень замерзла, особенно ноги, выглядели они ужасно. Розово-синие, отекшие, местами совсем темные. Мы оказали ей первую помощь: убрали с холода, закрыли сухой повязкой, медленно согревали, обильно поили теплым и сладким питьем, я очень надеюсь, что ноги ей удастся сохранить. Она была так счастлива, что осталась жива, плакала, благодарила. Наверное, ради таких эмоций мы и работаем. Делаем действительно стоящее дело.
Именно поэтому, когда я добрался до нашего КСП, я не мог перестать смотреть на результаты анализов из лаборатории. Они прожигали дыру на моем столе, как маленький тлеющий, незатухающий до конца костерок. Мне хотелось верить, что это какая-то ошибка, единичный случай, и девчонка по имени Полина не пьет компот с крысиным ядом, что давно обнаружила эту чудовищную оплошность. Возможно, она травила мышей, или ещё кого-то в своем деревенском доме, на чердаке пятиэтажной хрущёвки или в подвале огромного многоэтажного корпуса общежития. Я понятия не имею, где она живет. Да я даже не уверен ее ли это был напиток, выдавший подобный результат. Но как говорит мой главный заместитель, и по совместительству лучший друг, кинолог Павел: «Спасатели — это секта избранных фанатов своего дела, и если ты в нее попал, то выйти уже сложно».
- Я пару отгулов возьму, нужно кое-куда съездить, - снял я с вешалки свою куртку цвета хаки.
Павел кивнул в ответ, взял Мари и пошел за мной. Его рыжая макушка всегда выделялась на фоне всех остальных парней. Мы вместе отучились в Академии гражданской защиты МЧС России в Москве, но он выбрал работу с собаками, а я вот до начальника дослужился.
Работа с собаками — это неблагодарный труд, самый тяжелый из всех, что существует в нашей профессии. Во-первых, вне зависимости от того, где Пашка находится, собака постоянно с ним. Ее надо ежедневно выгуливать, кормить и осматривать — в дополнение ко всем другим обязанностям, которые никто не отменял. Другой спасатель может отработать, прийти домой и лечь спать, а у кинолога иная жизнь: помимо ухода собаку нужно постоянно дрессировать.
- Я хочу подробностей, - скалится Пашка, подтягивая Мари, которая рвется к толстому дереву.
- Ты, о чем?
- Все только и трындят о том, что в твоем доме ночевала какая-то классная чика, а я ничего не знаю.
Вздыхаю, только этого мне еще не хватало.
- У меня ночевала пострадавшая, заканчивайте трепаться, лучше делом займитесь.
- Да мы только и делаем, что занимаемся делом, - закатывает глаза к небу, дергает поводок, - а тут такое! Глебушка у себя цыпочку пригрел. Витька – регистратор сказал, что она была очень хорошенькой.
Не хочу это обсуждать, скорее бы дойти до дома, тогда можно будет сбежать от назойливого друга.
- Не знаю, я не разглядывал.
- Ой ну конечно, я что тебя не знаю? Я с тобой восемнадцать лет знаком, скорее в снежного человека поверю, чем в то, что Глеб Дмитриевич на постой пустил телку, которую не разглядывал, на мать Терезу слабо смахиваешь, даже скорее наоборот. Ты из нас самый хладнокровный, чем-то цепанула, раз дверь открыл.
Останавливаюсь, засовывая руки в карманы куртки, смотрю другу в глаза.
- Пожалел просто, да и все. Она наивная и глупая, в горы приехала с мужиком, фамилию которого спросить не удосужилась, прибежала к нам, помогите, а потом оказалось, что он женат, - приподымаю плечи для пущей убедительности.
Рыжий расплывается в широкой улыбке. А я продолжаю путь.
- И что? Любовь зла, полюбишь и мужика без фамилии.
- Это не любовь, а полная дурость.
- Тебе твою историю любви напомнить?
Неприятные воспоминания бьют под дых. Мимо проносится машина скорой помощи, отходим в сторону.
- Спасибо, друг, я все и так прекрасно помню.
- Я просто хотел сказать, что со всеми бывает, к тому же Витька-регистратор сказал, что ей не больше двадцати пяти.
- Вот именно, совсем еще ребенок.
- С отличными сиськами и круглой задницей.
- Прекрати!
- Это слова Витьки-регистратора, не мои. Здесь скучно, Глеб, а тут такое событие. Это же подарок для всего спасательного братства. Наш строгий босс, любитель читать морали, и молоденькая цыпочка, да мы чуть не прыгали от счастья, обмусолили все вдоль и поперек.
Он теряет поводок, и Мари убегает на противоположную сторону дороги, Павел зовет, а та не реагирует. Обнюхивает дерево, бегает вокруг, виляя хвостом, смеюсь над ними.
- А куда ты собрался, зачем тебе отгулы?
- Не твое дело.
Пашка перебегает дорогу, хватая конец повадка, тащит Мари обратно.
- Скажи мне что ты трахнул ее! Глеб, пожалуйста, я хочу знать, что мой друг крутой мужик!
Он кричит через дорогу, а старушки, что приезжают из соседних деревень, чтобы продавать всякую мелочь туристам, перешептываются, глядя на нас с открытым осуждением.