Тем не менее, мы совершили эти ошибки.
— Ты пришёл позлорадствовать? Я никогда не преклонюсь перед тобой. Никто из нас этого не сделает, — это ложь, и мы оба это знаем. Его сила безмерно превосходит мою. Если он потребует, мы подчинимся. У нас нет выбора.
Возможно, у меня никогда не было выбора. Возможно, всё это высечено на камне задолго до моего рождения, нарисовано на потолке книжного магазина, который был воздвигнут как бастион, чтобы держать монстров подальше.
Вместо этого он породил монстра.
Его взгляд смещается и мерцает, наполненный нюансами вне моего понимания. Он пытается заговорить раз, другой, но так ничего и не говорит. Звёздные тени проносятся в его глазах, мускулы на подбородке напрягаются. На мгновение мне кажется, что мы можем стоять и в тишине смотреть друг на друга целую вечность. Я гадаю, что он видит в моих глазах. Я гадаю, можно ли там вообще что-то увидеть.
Я разворачиваюсь и ухожу.
Или пытаюсь.
Мои ноги остаются прикованными к земле.
Я жду, удерживая его взгляд, мой позвоночник охвачен необъяснимым напряжением, меня переполняет молитва, которой я не понимаю и не имею возможности озвучить.
Он тяжело вздыхает и протягивает ко мне руку. Медленно, понимая, что одно неверное движение может спровоцировать сражение. Его ладонь раскрыта, длинные, сильные, элегантные пальцы выпрямлены. Когда-то я целовала эту ладонь. Чувствовала, как она поддерживала мою голову, скользила по моей талии, ложилась на мою поясницу.
— Возьми мою руку. Позволь мне показать тебе путь обратно.
Я не спрашиваю, куда обратно. Подразумевается, что «обратно до самого конца».
Как будто я ему доверюсь.
Действительно ли он может это сделать? Вернуть меня туда, где всё это началось? До того, как всё пошло ужасно неправильно? Зависть — это бритва, отравляющая меня порезами из-за того, что у него есть такая власть переместить нас сквозь время и вероятности. Я такой властью не владею. Подозрение отравляет меня ещё сильнее. Его предложение нелогично. Я бы не сделала такого предложения на его месте. Он пытается втереться ко мне в доверие.
Что есть доверие, если не ожидание, что некто будет вести себя в соответствии со своими прошлыми действиями?
Видит Бог, я себя так не вела. Так с чего бы ему так себя вести?
С теми обрывками горечи и бледными клочками эмоций, что ещё остались во мне, я задаюсь вопросом, почему надежда вечно пробивается на поверхность; этот упрямый элемент, который существует в нас вопреки тому, что его вырезают и извращают, искажают и калечат, уродуют и выдирают всё, что нам дорого — какой-то клочок нашего существа упорно цепляется за веру, что есть путь назад, или искупительный путь вперёд, или что всё это стоило того, даже если мы прекрасно знаем, что цепляемся всего лишь за надежду на воспоминание или мечту, которую мы уже не ощущаем и которая могла никогда не быть реальной.
Как мы так сильно потерялись?
Один крохотный неверный шаг здесь.
Одно как будто не имеющее последствий решение там.
Часто всё так просто: если бы я только задержалась, чтобы расчесать волосы, сходить в туалет, отвлеклась на телефонный звонок. Если бы я решила идти вперёд, а не свернуть налево в тот тень в туманной Теневой Зоне. Если бы я не встретилась с врагом, не приняла бокал отравленного вина, веря, что мир между нами возможен.
Поразительно, что судьба миров может зависеть от таких крошечных, как будто безобидных моментов!
Поразительно, что сама душа кого-либо может быть вырвана такими моментами, оставляя после себя лишь боль (которая слишком быстро будет приглушена безвозвратно) от потери существования, которое я больше никогда не познаю.
Я смотрю на него в морозном молчании.
Он всматривается в мои глаза на протяжении напряжённого, замершего промежутка времени, и когда он наконец-то говорит, эмоции пропитывают его слова такой сложностью, которую я уже не понимаю, но чувствую их вибрацию — почти забытые вибрации в моём нутре, резонанс там, где некогда жило моё истинное сердце из плоти и крови.
Я пытаюсь презреть это как слабость, но какая-то часть меня подозревает, что мне не удаётся никого одурачить, даже саму себя. У него вся власть.
И он сохранил себя.
Иерихон Бэрронс как всегда непобедим.
— Ах, Мак, — хрипло произносит он, — ты всё забыла.
«Не всё», — не говорю я.
Я помню достаточно, чтобы сожалеть о том, что я вообще появилась на свет.
Глава 1
Мне приснился сон,
Я получил всё, чего хотел[3]
Кристиан
На моей колокольне летучая мышь.
Она лихорадочно носится между обрушенными брусьями, составляющими четыре этажа надо мной, шныряет между колоколами, оскорбляет меня на некоем образном уровне, потому что когда-то фраза «летучие мыши в колокольне»[4] описывала меня, и на буквальном уровне тоже, потому что я последние двадцать минут гоняюсь по своему замку за этой мерзавкой.
Те немногие служанки, которые готовы работать в моём буйном запретном доме, соглашаются делать это только при том условии, что я буду выгонять из крепости крылатых пушистиков, которые вторгаются в Дрохечт так, словно она соединена с каким-то мистическим порталом, ведущим в густонаселённую пещеру летучих мышей, откуда те жаждут сбежать. Вполне возможно (учитывая многочисленные вылазки моих дядь в непредсказуемую библиотеку короля в Белом Особняке), что мы оставили несколько замаскированных проходов в крепость. Просторная главная башня задумывалась как необычное место и в последнее время становилась лишь более эксцентричной. Она меняется, восстанавливает одни части себя, простирает другие.
Я лично не возражаю против этих мелких зверьков. Они мне кажутся пороговыми созданиями — млекопитающими, которые умеют летать, существуют на грани, живут в самых тёмных и потаённых уголках, их боятся, им не доверяют. И паря по сводчатым комнатам в погоне за этой летучей мышкой, я невольно смеюсь, представляя ситуацию с точки зрения этого существа, которое наверняка верит, что его преследует какой-то гигантский мифический бог/демон вампирских летучих мышей.
Чёрные крылья величественно расправляются, затем проворно складываются, чтобы по спирали пролететь за летучим млекопитающим по узким, петляющим каменным коридорам — вот как я выгляжу.
Я дважды едва не схватил зверька, но он носится надо мной по кругу в слишком узкой для меня части, и я вынужден признать, что летучая мышка меня перехитрила. На некоторое время.
Я опускаюсь на гору громадных книг короля Невидимых, подпираю подбородок кулаком и раздражённо смотрю на зверька, прекрасно понимая, какую я представляю картину: свирепый крылатый принц Невидимых, которого облапошил летающий грызун. Казалось бы, представитель королевской элиты Фейри (между прочим, принц, известный как Смерть, мать вашу), я мог бы показать пальцем куда-то вверх и удалить его из существования или, как минимум, наградить его сердечным приступом и заставить свалиться к моим ногам.
Как бы не так.
Большую часть своего стажа в качестве смертоносного принца я боролся, чтобы не допустить нечаянного применения моей силы. Я понятия не имею, на что я способен, пока тёмная магия не вырывается из меня каким-нибудь ужасным образом.
Летучая мышка наконец-то успокаивается, свешивается с бруска вниз головой, сложив перепончатые конечности вокруг своего тельца и мягко покачиваясь. Я замираю неподвижно. Пока я не шевелюсь, это существо может подумать, что злобный бог/демон скрылся, и отважится выбраться на открытое место, и тогда наша нелепая погоня возобновится. Что Смерть делает весь день? Гоняется за летучими мышами. Христос. Едва ли кто-то представляет себе такую жизнь.
Ожидая, я окидываю взглядом древнюю часовню с куполом. Как и остальная часть замка, она до предела забита вещами, похищенными из настоящей библиотеки короля Невидимых, и мы до сих пор едва ли ощутимо продвинулись в переносе всей коллекции из коридоров Белого Особняка. Банки и сундуки, артефакты, тома и свитки усеивают скамейки давно уже не используемой молельни и беспорядочно разбросаны по полу из каменных плит. Более крупные реликвии приставлены к стенам. Я очень многое узнал о фейри, но очень мало выяснил о роли, которую я во всём этом играю. Мне нужна картотека для разношёрстной коллекции короля. Не то чтобы это помогло в данный момент. При условии, что библиотека когда-либо была организована в какое-то подобие порядка на тех отрицающих законы физики полках, которые тянулись вертикально, горизонтально и по диагонали, воспаряли на такие высоты, до которых даже я не мог добраться на крыльях, то предметы, которые мы оттуда забрали, определённо не упорядочены. Это хаос.