До самого дома я молчу. Не хочу совсем ничего, только попасть в свою маленькую крепость и закрываться наедине с любимыми шахматами. Но когда мы переступаем порог, я все-таки говорю то, что подсказывает мой рациональный мозг:
— Тогда ты больше не будешь получать мои деньги.
Лиза долго пытается принудить меня посмотреть ей в глаза: стоит почти впритык, смотрит, не моргая, и поджимает дрожащие губы.
— Иногда мне кажется, что ты не болен, — безжизненным голосом сдается она. — Иногда я верю, что ты просто моральный урод.
Так и есть, потому что даже сейчас я совсем ничего не чувствую.
Мне все равно, что я снова стал ее разочарованием.
Нужно успокоиться и создать новую формулу идеальных отношений. Что-то сказочное и волшебное, чтобы замарашка не смогла сказать «нет», когда я через неделю сделаю ей предложение.
Глава девятая:
Катя
— Катюха, а пошли на кофе? — Перед моим затуманенным тяжелой головой болью взглядом возникает веснушчатое лицо Прокопьева. Мы учимся в одной группе, и он ведет себя так, словно заключил пари на то, что обязательно вытащит меня на свидание. — Я тебя конфетами угощу, леденцами осыплю и даже спою!
Я немного отодвигаюсь, когда он лезет в глаза, делая приступ колик в висках едва ли терпимым. Меня словно укололи прямо в зрачки — и иглы прошибли мозг до самого эпицентра боли, чтобы превратить ее в кошмар.
Встаю, почти вскидываюсь с места, как умирающая без кислорода рыба из только что прорубленной полыньи, и снова начинаю активно жестикулировать, чтобы всеми возможными способами дать понять — он мне не интересен. И никакие арии в его исполнении — тем более.
Прокопьев начинает смеяться и подмигивать кому-то за моей спиной, но клоунаду прерывает преподаватель: наш строгий Канцер не любит, когда в аудитории без его команды слышен еще хоть чей-то голос, кроме голоса его самого.
Сегодня мне особенно тяжело сосредоточиться на лекции. Я не спала всю ночь. После того, как ушел Ростов, словно выпала в открытый космос: не могла даже найти кнопку ночника и несколько минут шарила по столу, уговаривая себя сделать вид, что в темноте никого нет, а холодное дыхание в затылок — всего лишь плод моего воображения.
Я включила все источники света в квартире и просидела без сна всю ночь, воображая себя бабочкой, которая вот-вот изжарится в волнах электрического света.
Мне не хотелось спать на первой паре, но на второй началась головная боль — и прямо сейчас я как никогда близка к тому, чтобы второй раз в жизни без уважительной причины прогулять пары.
В конце концов, дождавшись пятиминутку перерыва между лекционной и практической частью, неряшливо бросаю конспекты в сумку и потихоньку выскальзываю в дверь. В коридорах тихо, но, когда попадаю на лестницу между вторым и третьим этажом, там тоже полумрак: университет несколько раз перестраивали и так получилось, что часть лестницы почти все время не на свету, а точечные лампы то и дело перегорают.
Я быстро бегу вниз, мысленно напевая дурацкую песенку про кузнечика. Если не думать о том, что мой невидимый охотник уже давно следит за мной повсюду, то можно попытаться справиться с паникой.
Я — зелененький кузнечик, я похож на…
Бум!
В пролете между этажами от страха и боли в висках у меня все-таки случается зрительная галлюцинация. Потому что там стоит высокий молодой мужчина в черном костюме и белой рубашке. Светлые глаза, светлые волосы, улыбка до ушей и столько искр во взгляде, что мне становится не по себе, как будто я — стог сухого сена, которое вот-вот вспыхнет.
А еще у него цветы: красивый букет странных маленьких роз лавандового цвета. Или это не розы, а какой-то очень похожий на них гибрид. Кому-то точно повезло с романтичным мужчиной.
Мы предпринимаем несколько попыток разминуться, но каждый раз наталкиваемся друг на друга. Потом сдаемся — и мужчина демонстративно «прилипает» к стене, освобождая мне путь к бегству. Но прежде, чем дать мне уйти, спрашивает, где найти нужную ему аудиторию или группу.
— Это моя группа, — говорю я, мысленно перебирая всех красоток. На филфаке их много, не зря же называется «факультетом невест».
— Может, вы тогда подскажите, есть ли на занятиях Екатерина Белоусова?
— Есть. — Я начинаю икать от удивления. — Она перед вами.
Блондин какое-то время меня разглядывает, и мне все больше кажется, что ему не очень по душе визуальное воплощение вполне распространенных имени и фамилии. Но мужчина берет себя в руки, протягивает мне букет и официальным тоном говорит:
— Кирилл Андреевич просил передать вам цветы и вот это, а также передать свои извинения за вчерашнее недоразумение.
Я просто не понимаю, выпадаю из себя в тот момент, когда в мою свободную ладонь ложатся атласные ленты красивого бумажного пакета. Это правда все мне? А за что? Что вообще было вчера? Я бы согласилась отдать все это, даже не глядя, лишь бы Кирилл был здесь и сказал, почему он был таким инопланетянином.
— Прошу прощения, Екатерина, но у меня указания проследить, чтобы вы открыли подарки. — Он пожимает плечами и снова швыряет в меня искрами заинтересованного взгляда. — Вы, кажется, собирались уходить? Здесь неподалеку есть сквер…
— Беседка еще ближе, — машинально отвечаю я и прохожу мимо, теперь точно отдавая себе отчет, что окончательно перестала что-либо понимать. И что самое неприятное — мне все равно не страшно.
На внутреннем дворе за главным корпусом — маленький парк и новенькие беседки. В одной из них как раз никого, и окна аудитории, из которой я сбежала, выходят на другую сторону. Здесь нас точно никто не увидит.
В пакете две коробки, обе так красиво упакованы и украшены живыми цветами, что я медлю, прежде чем испортить такое произведение упаковочного искусства. В той, что побольше — черная коробка с тиснением и золотым логотипом известного производителя мобильных телефонов. И если глаза меня не подводят, название модели — только что поступивший в продажу флагман. Мне лучше даже не пытаться представить, сколько он стоит.
И самое странное: коробка неожиданно начинает вибрировать в моих руках. Мой октябрьский помощник Санты просто разводит руками, когда я ищу подсказку на его лице.
Телефон в коробке звонит входящим вызовом, который подписан: «Кирилл».
Если бы ни странности вчерашнего дня, я бы сегодня точно пару раз перекрестилась, поплевала через плечо и, как в детстве, когда мама вела меня за руку в детский сад, не наступала на швы между квадратами тротуарной плитки. На всякий случай.
Но после того, как в один и тот же день с разницей в несколько часов на меня свалился мой кумир, а потом мы целовались и он, как герой, спас меня от хулиганов, я готова поверить, что в мире, где живет Кирилл, именно так и происходят ухаживания. Если то, что пишут в газетах и показывают в инстаграм хоть на четверть правда, то там у них целая своя экосистема. Только почему вдруг акула решила перестать охотиться на тунца и довольствуется мелкой невзрачной рыбешкой — не понятно.
— Здравствуй, Катя, — спокойно и даже почти официально начинает разговор Кирилл.
А я, как дурочка, так крепко прижимаю телефон, что начинают болеть ушные хрящи.
— Здравствуй, Кирилл, — и в половину не так смело, как хотелось бы, отвечаю я. Секунду мнусь, выбирая более удобную формулировку, но потом мысленно машу рукой. Какая разница? Все равно, как обычно, скажу какую-то глупость. — Больше спасибо за телефон, но у меня есть мой и он еще на ходу.
Правда, с трещиной поперек экрана и давно морально устаревший, но стоит ли об этом переживать, если на новый все равно нет денег?
— Он тебе не понравился? — едва ли с удивлением уточняет Ростов.
— Нет, что ты! — Он не может меня видеть, но я все равно энергично трясу головой и напарываюсь на взгляд мужчины, который уже успел развалиться на скамейке в беседке и даже не скрывает, что с интересом наблюдает за моей реакцией. Приходится повернуться к нему спиной и немного сбавить тон. Терпеть не могу, когда кто-то слышит мои телефонные разговоры. — Просто это очень дорогой подарок, а мы же… едва знакомы.