Кофе - это ж напиток! Потом, коньяку ведь у нас совсем не дают, верно? А в кофе надо иногда чуть-чуть армянского капнуть, вот столечко...
Что ты понимаешь в коньяках, подумал Сталин с досадой и тут же спохватился. Вот, опять, пожалуйста. Хоть сейчас в школьный учебник: пример националистического пережитка. Ведь первой мыслью было не то, что о вкусах не спорят, а то, что у девочки начисто отсутствует вкус. Армянский ей нравится, поди ж ты. А ей даже в голову не пришло, что я могу обидеться, подумал он и вдруг улыбнулся. Как это прекрасно, что ей это даже в голову не пришло. Дверь снова открылась, вошел секретарь - пожилой, спокойный, привычный как чурчхела. Сталин пошел ему навстречу.
- Срочная, - тихо сказал секретарь, протягивая Сталину бланк.
Парламенты Белуджистана, Гуджарата и Кашмира вотировали немедленное отделение от Британской империи, на обсуждение был поставлен вопрос об установлении советской формы управления. Интересно, подумал Сталин. Советы депутатов при многопартийности. Сейчас это вполне может получиться.
- Когда получена? - спросил Сталин, складывая пополам, а затем еще пополам синий бланк и пряча его в нагрудный карман френча.
- Семь минут назад.
Сталин аккуратно застегнул пуговичку кармана и одобрительно кивнул. Секретарь тоже кивнул, но остался стоять.
- Что еще?
- Пока вы тут совещались, Бухарин заезжал перед коллегией в Агропроме. Оставил майский "Ленинград" с последней подборкой Мандельштама. Только просил прочесть до завтра, - тут же добавил секретарь, сочувственно шевельнув плечом. - Он и так, говорит, еле выбил на день. Внучка лапу наложила, хочет немедленно дать какой-то школьной подруге... сочинение им там, что ли, с ходу задали... Он толком не объяснил, спешил.
- Попробую, - недовольно сказал Сталин, повернулся и, ссутулясь, сунув руки в карманы брюк, опять побрел вдоль стола, вполголоса ворча по-грузински: "Это же сколько теперь пишут... и хорошо ведь пишут... хоть совсем не спи..."
Возле Иры он остановился и, сразу переключившись, переспросил:
- Семьсот метров? Совсем рядом, а я не знаю. Если время будет, своди меня как-нибудь.
У стенографистки заблестели глаза от удовольствия и детского тщеславия.
- Только когда народу поменьше.
- Завтра! - выпалила она. - Часов в десять вечера - давайте?
- Наметим пока так.
Часы пробили два, и сейчас же другая, двустворчатая дверь тяжко раскрылась, как чудовищная морская раковина, и впустила Молотова. Лицо Молотова было серым. Как мы стареем, опять подумал Сталин, поспешно идя навстречу Молотову, и движением бровей указал было стенографистке на ее место. Но ее и так уже смело с подоконника - только дымилась в пепельнице недотушенная сигарета да отрывисто щелкнула, закрываясь, сумочка, в которую Ира пихнула свои модные очки. Сталин подошел к Молотову вплотную и с неожиданным раздражением сказал:
- Обратно с ними не езди. Для сопровождения и переводчика хватит. Нужно же тебе когда-то отдыхать.
Глаза Молотова под набрякшими веками стали веселыми.
- С ними не поеду. В наркомат поеду.
- Что-нибудь срочное? - осторожно спросил Сталин.
Молотов пожал плечами.
- Разобраться надо. Во всяком случае, перспективное.
Сталин глубоко вздохнул, прикрыл глаза, внутренне мобилизуясь, отрешаясь от всего, не нужного в данный момент, а потом сказал:
- Ну, начали.
Молотов сделал два шага назад и, уже находясь в приемной, громко произнес:
- Прошу вас, господа.
Они вошли. Сталин каждому пожал руку, главе делегации лорду Тауни чуть крепче и дольше, нежели остальным. Расселись. Коротко, деревянно простучали по полу стулья. Мимолетно Сталин покосился на стенографистку, замершую в полной готовности над кипой чистых листов, машинально занялся трубкой и тут же отложил ее.