— Матильда Лу’На, Рэйвен, — напоминает король и я киваю, давая понять, что нашел причину его негодования. — Ее отец насолил не только королевству, но и тебе лично.
Насолил — это мягко сказано.
Как если бы сказать, что гильотина обкорнала голову совершенно случайно, а на самом деле должна была лишь подравнять волосы.
Этот старый гад чуть не отправил меня в Бездну.
И даже спросить некого, что за приступ идиотского благородства у меня случился, из-за чего я не отправил девчонку в монахини.
Очень некстати, но вполне ожидаемо, в голове всплывает образ той перепуганной монашки. Тоже Матильды.
Она так приятно пахла, что, конечно, мой «нюх» не мог не отреагировать.
Пахла очень особенно — случайными каплями воска на коже, потертыми страницами маленького молитвенника, сушеными цветами в тонких волосах…
— Рэйвен? Где ты, Хаос тебя задери?!
Я тяжело вздыхаю, возвращаясь из мира своих совсем не милых грез, в эту скучную серую действительность, где у меня адски ноют колени и раскалывает голова.
Старина Рэйвен, скажи-ка, неужели привилегия сидеть в присутствии короля, стоит всех этих страданий?
— Ваше Величество, если позволите. — Черная вдова откашливается в кулак и, закладывая руки за спину, выравнивает спину. Прямо стойкая оловянная старушенция. Эвин делает огромную ошибку, полагая, будто можно не считаться с этим сморщенным стручком.
Король раздраженно кивает.
— Герцогиня Лу’На — единственная наследница.
Бездна, как банально.
— Несмотря на то, что часть владений бывшего герцога Лу’На теперь принадлежат короне, Матильда все еще очень почитаема своими людьми и весьма неплохо управляется с каждым бунтом. Она умна, находчива и…
— … приходится двоюродной племянницей королю Аббердина, — прерываю этот предсказуемый поток чуши.
Герцогиня, несомненно, умна и даже хитра, и приносит много пользы на своем посту, но некоторые вещи она не может знать хотя бы потому, что она — не я.
— Это невозможно! — возмущается Черная вдова. — Я лично проверила родовое древо каждой кандидатки.
— Если королю будет угодно, у меня есть один пергамент, доказывающий абсолютную правоту моих слов. Готов предоставить его по первому требованию, Ваше Величество.
Эвин отмахивается.
Мы с ним прошли через такое, что, если бы он сейчас не поверил мне на слово, я бы, пожалуй, даже оскорбился.
— Когда-нибудь ее дети смогут претендовать на трон Аббердина, — развиваю мысль. — И даже если она — седьмая вода на киселе, этого вполне достаточно, чтобы некоторое недовольное политой старика Дэйла дворянство, решило переметнуть знамена.
Аббердин — это, по истине, самая большая и болезненная заноза в заднице Артании.
Неприрученные земли свободных горцев.
Для умника, который принес этим дикарям «слово о демократии» следовало бы придумать персональную пытку.
— Я скорее женюсь на н’дарской суке, чем на Матильде Лу’На, — заявляет Эвин.
— Полагаю, Вашему Величеству не стоит рубить с плеча, — немного прогибается герцогиня.
Потому что проглотила мою наживку.
Если бы не треск дров в камине, уверен, малый зал совета был бы до верху наполнен скрипом ржавых шестеренок в ее голове.
Эвин смотрит на меня почти с мольбой.
Даже знаю, о чем думает и чего ждет.
Увы, но этот «невинный цветочек» меня не заинтересовал бы даже под пытками.
— Матильда Лу’На, святые горшки! Поверить не могу, что мне придется… возможно… даже…
Когда его взгляд останавливается на мне, я задом чувствую, что пока Эвин не женится, моим старым солдатским костям не будет покоя. Потому что он уже придумал для меня какую-то персональную задачку.
Затащить девицу Лу’На в постель? Вот уж дудки.
— Герцогиня, не могли бы вы оставить нас с Рэйвеном наедине?
— Но, Ваше Величество…
— Оставьте нас! — рявкает он.
Паучиха откланивается и быстро уносит ноги.
— Боюсь, есть лишь один способ уладить все вопросы с моей женитьбой, — говорит он с той самой улыбкой, после которой Эвину хватило мозгов развязать войну с Аббердином. — И столь деликатный вопрос, как ты понимаешь, я не могу доверить женщине.
— Нет, — на всякий случай отказываюсь заранее. — Что бы ты не задумал — мой ответ будет «нет». Я не собираюсь заглядывать под юбки твоим невестам.
«Даже если под некоторыми может открываться потрясающий вид», — добавляю про себя, и очень некстати улыбаюсь этим мыслям.
Эвин всегда был скор на выводы и поступки.
— Ты будешь моими глазами и ушами в этом серпентарии, — заявляет он, и лыбится, очень довольный собой. — Потому что я, король Эвин Первый Скай-Ринг, назначаю тебя куратором моего отбора невест и своей высочайшей властью наделяю всеми правами, полномочиями и прочая.
— Может, лучше Орден за Верную службу и на пенсию? — уныло сопротивляюсь я.
— Избавься от герцогини, найди мне славную, чистую и породистую королеву, а остальных девиц… — Эвин сально ухмыляется. — В общем, вытаптывай этот розарий сколько душе угодно.
Глава пятая
Только на последний, третий день ярмарки, у меня выпадает возможность незаметно улизнуть из постоялого двора, где мы остановились. И только потому, что ярмарочные дни начинаются буквально с рассветом и заканчиваются только с наступлением темноты.
Даже у похожей на оживленную марионетку настоятельницы Тамзины в конце концов заканчиваются запасы сил и когда вечером мы возвращаемся в наши комнаты, она меняет свое решение возвращаться в монастырь немедленно, и решает, что ничего страшного не случится, если мы выедем с рассветом, хорошенько выспавшись перед дорогой.
Мы с Игрейн, как самые юные, спим в одной комнате вдвоем, и как только возня за стеной, в которой спят наставницы и монахиня Фьёрда, стихает, я быстро достаю припрятанный под кроватью узел с мирскими вещами — мое монашеское одеяние слишком заметно, чтобы просто так расхаживать в нем по городу. За год я кое-как скопила пару монет, и их как раз хватило, чтобы тайком купить на ярмарке простое крестьянское платье и накидку с капюшоном.
Игрейн, которая все время, каждую минуту меня подбадривала, глядя на мои торопливые переодевания, становится непривычно молчаливой.
— Ты такая смелая, — наконец, шепотом говорит она, когда я туго перевязываю косу вокруг головы и накидываю капюшон, надежно скрывающий мое лицо. — Я бы никогда не смогла.
— Я бы тоже, но Орви…
Мои глаза сами собой мечтательно закрываются, когда вспоминаю нашу единственную мимолетную встречу в конце первого дня ярмарки.
Я так устала, отрезая ткани и сворачивая их в красивые рулоны, что не сразу почувствовала пристальный взгляд в спину. Почему-то сначала даже показалось, что это темный взгляд, прищуренный, насмешливый и порочный, от одного воспоминания о котором меня сразу бросало то в жар, то в холод.
Повертела головой и заметила стоящего около прилавка со сладостями молодого гвардейца. И, хоть на нем был точно такой же черный мундир, что и на «Даниэле», спутать этих двоих было просто невозможно. Потому что Орви был ниже и коренастее, с руками, которыми, кажется, мог бы запросто преломить надвое молодое деревце.
Но. Орви — королевский гвардеец?
Я была так поражена этой новостью, что остолбенела на месте.
Форма очень ему шла, особенно мундир с одним маленьким отличительным знаком в виде пары скрещенных мечей.
Почему-то мысленно триумфально вскинула бровь, памятуя, что у беспутника с телеги не было даже этого. Видимо, все его великие дела не ушли дальше бесстыжего смущения непорочных невест светлых богов.
Очнувшись, я чуть не со слезами отпросилась у настоятельницы отпустить меня «по острой нужде» и, петляя как заяц, обошла прилавок со сладостями. Скорее почувствовала, чем поняла, что Орви идет за мной шаг в шаг.
Но был ясный день, на нас смотрели сотни глаз, и если бы монахиня Плачущего привселюдно и открыто заговорила с мужчиной, это стало бы куда более интересным развлечением, как кукольный спектакль на малой площади.