В «Рокоте» всё было лишь вопросом цены. Только старших менеджеров и управляющих нельзя было снять ни за какие деньги. Им запрещалось флиртовать или сидеть с гостями, их работа заключалась не в этом. В их обязанности входило следить за всеми работниками клуба и докладывать боссу, если кто-то нарушал правила. Что происходило вне клуба – их не волновало. Но они должны были знать всё, что творилось в стенах «Рокота», и контролировать работу всех сотрудников. В конце смены они составляли и отправляли Николаю Геннадьевичу подробный отчёт.
Когда Настя занимала должность обычного менеджера, она всегда отклоняла предложения интимного характера. Менеджеры и официантки могли отказаться, танцовщицы и хостес – нет. Принимала ли такие предложения Оля в свой первый год работы, Настя с Алиной не знали. Алина в шутку говорила, что не сомневается, что да. Она сама всегда старалась как можно быстрее уехать в город с кем-нибудь из гостей.
Насте с Олей было не так важно, чем занимается их подруга. С ней было весело, она была отзывчивой и очень умной. Перейдя на последний курс, она выпросила у декана возможность посещать ещё и занятия по психологии. И это при том, что она работала в ночь два через два, а иногда даже брала дополнительные смены. Настя с Олей удивлялись её рвению. Олина официальная зарплата была в два раза выше Настиной, но Алина своими зажигательными танцами у шеста, приватами и дополнительными услугами зарабатывала вдвое, а то и втрое больше их обеих.
Оля с Андреем познакомились в клубе. Он был сыном Николая Геннадьевича – владельца клуба. Два года они просто общались, пока в один из сентябрьских вечеров Андрей не позвал Олю на свидание. У них было много общего. Их роман закрутился быстро. Первый год отношений они практически не отлипали друг от друга. Андрей приходил в клуб каждую её смену. Потом он сильно поссорился с отцом, и тот приказал внести его в чёрный список.
Ходили слухи, что отец Андрея – криминальный авторитет, а клубы – лишь прикрытие для основных направлений его бизнеса: наркоторговли, проституции и незаконной продаже оружия. И если с «Рокотом» всё было ясно, то насчёт остального девушки решили, что это просто злые сплетни.
У Николая Геннадьевича было ещё два клуба. Там не танцевали стриптиз и не оказывали услуги интимного характера. Это были обычные ночные клубы, днём работающие как ресторан. Попасть в них мог любой. А вот стрип-клуб «Рокот» открывал двери только для своих. Рейдов не было никогда: Николай Геннадьевич хорошо прикармливал многочисленных государственных служащих. Даже некоторые депутаты ели у него с руки. Он регулярно вращался в их кругах, находясь с ними в довольно близких отношениях. А люди, занимающие не последние должности в органах, могли отдыхать в клубе, не боясь быть разоблачёнными, ведь каждый работник «Рокота» подписывал контракт, куда входил договор о неразглашении.
Андрей не появлялся в клубе уже два года. Причину ссоры с отцом Андрей Оле так и не озвучил, но она думала, что дело было в бизнесе Николая Геннадьевича. Андрею не нравилось, что его считают сыном преступника, пусть и обласканного милостью закона. Сам он занимался перепродажей элитной недвижимости. Оля предполагала, что, возможно, из-за деятельности его отца сорвалась крупная сделка, вот Андрей и взбесился. Она помнила, как на все её расспросы, он отвечал, что у него больше нет отца, и не о чём тут разговаривать.
– Так, ну всё, – Настя встала с табуретки. – Больше ни слова о нём сегодня. Это я себе говорю. Ты, если хочешь, матери его на чём свет стоит, я буду только поддакивать.
Раздался настойчивый звонок в дверь. Алина не умела ждать и после второго звонка готова была выломать дверь. Настя поспешила в коридор.
– Да иду я! – крикнула она. Стоило ей открыть дверь, как Алина вихрем ворвалась в квартиру, на ходу скидывая туфли. Поставив на стол бутылку текилы, она сгребла Олю в охапку.
– Киска, мне так жаль. Тебе очень плохо?
– Пошёл он на хуй, – ответила уже слегка захмелевшая Оля. Она давно не пила, это сказывалось. – Ты меня сейчас задушишь, – Оля мягко отпихнула Алину, залпом выпила содержимое бокала и посмотрела на неё слегка поплывшими голубыми глазами. – Я с парнем рассталась, а не при смерти лежу. Не суетись, мне уже нормально.
– Я вижу, – усмехнулась Алина. Она открыла текилу и достала стопку из навесного шкафчика. Прищурив свои зелёные глаза, налила себе выпить и залпом осушила рюмку. – А соль, лайм или лимон есть? – спросила она, встряхнув длинными чёрными волосами.
– Ты, как обычно, сначала делаешь, потом спрашиваешь, – Настя поставила перед ней солонку соли и полезла в холодильник за лимоном. – Нам ещё работать сегодня, не налегай.
– Не проблема, – Алина вытащила из лифчика пакетик и потрясла перед Настиным носом. – Взбодрит на раз.
– Не взбодрит, тебе так только кажется. Завязывала б ты с этой хренью, – Настя поморщилась. Она была против наркотиков, а насмотревшись в клубе на обдолбанных посетителей, перестала считать тех, кто юзает, за нормальных людей.
Единственным употребляющим человеком, с которым она общалась, была Алина. Сколько они с Олей не пытались ей втолковать, что эта дрянь до добра не доведёт, Алина их не слушала. Оля давно махнула рукой, сказав, что если человек сам не захочет, то не бросит. Настя же не прекращала попыток образумить Алину. Но на каждое предложение обратиться за профессиональной помощью подруга реагировала крайне агрессивно.
– Полиция нравов подъехала, – Алина слизала соль с руки и опрокинула в себя содержимое рюмки. – Не осуждай. Лучше дай лимон.
Настя протянула ей тарелку с лимонной нарезкой. Они с Олей никогда не осуждали подругу, скорее, беспокоились за неё. Алина была очень красива, за ней ухлёстывали многие, но она будто бежала от отношений, продолжая отрываться на всю катушку.
– Может, мне не брать отгулы? – Оля, пошатываясь, встала с табурета. – Всё-таки работа отвлекает.
– Как минимум сегодня ты уже точно туда не поедешь, – сказала Настя. – Нам выезжать меньше, чем через два часа, а ты практически в говно.
– Тогда сделай мне ещё коктейль, чтобы не практически, а на сто процентов, – она протопала в туалет.
– Придушила бы его, – сказала Настя, когда дверь за Олей закрылась. – Наша Олька же шикарна по всем фронтам. Чего ему не хватало?
– Такая уж жизнь, – Алина опустошила третью стопку.
– Может, притормозишь? – покосилась на неё Настя.
– Сама решу, окей? Иди собирайся. Или так и поедешь без укладки и в спортивке?
Настя ушла в комнату. Через час она придирчиво оглядела себя в зеркале. Чёрный шифоновый топ отлично гармонировал с белыми брюками палаццо. Длинные светлые волосы струились мягкими волнами. Она ещё раз прошлась чёрным карандашом, поярче выделяя голубые глаза. Вот теперь хорошо. Настя нанесла на запястье каплю духов и вышла из комнаты.
Девушки сидели на кухне и что-то громко обсуждали. Алина была изрядно навеселе, а Оля и вовсе в хлам.
– Так, – сказала Настя, обращаясь к Оле. – Нам скоро выезжать, давай я тебе постелю. Поспишь сегодня у меня.
– Окей, – пьяно икнула Оля.
Расправив и застелив небольшой гостевой диванчик, Настя с Алиной уложили Олю спать. Вернувшись на кухню, Настя убрала со стола и поставила стаканы в раковину. Видя, что делает Алина, она нахмурилась.
– Точно не хочешь? – спросила Алина.
– Лучше убей меня сразу. Я никогда не притронусь к наркотикам.
– Окей. Вызовешь такси?
Настя молча открыла приложение и вбила адрес. Она краем глаза смотрела на Алину. Когда они познакомились, это была тихая провинциальная девочка. Её родители были откровенно бедными, и только собственные мозги помогли ей поступить в университет в Москве. Название её родного города Настя не помнила, а Алина теперь называла это место просто «жопа мира». Связь с родителями она не поддерживала. Алина говорила, что они рады были избавиться от неё. Лишний рот в бедной семье – горе. Её отец был алкоголиком, а мать била её в детстве за любой проступок. Наверное, при таком раскладе Настя тоже была бы рада сбежать из семьи. Раз в месяц Алина отправляла деньги старшей сестре, которая заботилась о младших братьях и сёстрах. Она взяла с сестры слово, что та не скажет родителям, что это Алина отправляет деньги. Созванивались они с сестрой редко. На все её вопросы о том, когда Алина приедет их проведать, Алина отвечала «никогда».