Румпельштильцхен делает шаг назад, он не может сопротивляться опутавшей его магии кинжала. Делает шаг за шагом, но всё равно не отводит глаз.
- Я не смогу вернуться.
- Я знаю, - Белль почти кричит. - Повелеваю тебе, Румпельштильцхен, уходи за черту города.
И он уходит. Пятясь и протягивая ей руки. Он говорит какие-то слова, о своей любви, о своём страхе, он не верит, что она может прогнать его. Белль и сама не верит. И не может больше сдерживать слёз.
За чертой этот человек оступается и падает, и снова что-то говорит. Кажется, он просит прощения и зовёт её уйти с ним. Но Белль не хочет слушать. Слёзы текут по лицу. Она плачет в голос — можно, никто не услышит. Размазывает ладонью по лицу солёную влагу и медленно идёт по шоссе в сторону Сторибрука, крепко, до боли, сжимая в правой руке ставший не нужным кинжал.
========== Переступив черту ==========
Белль выходит из леса уже глубокой ночью. В такой час в Сторибруке можно встретить разве что припозднившихся завсегдатаев «Кроличьей норы». Впрочем, это обстоятельство Белль как раз устраивает. Меньше всего ей сейчас хочется отвечать на чьи-то вопросы, или, что ещё хуже, слышать слова сочувствия. Утром, разумеется, Белль придётся ввести в курс произошедших у черты событий хотя бы Эмму. Шериф Свон захочет узнать, куда Белль дела мага, едва не раздавившего сердце Киллиана. Но пока у Белль просто нет сил на это.
Девушка стоит посреди улицы и не знает, куда идти. Она не останется жить в их доме. Это совершенно исключено. Завтра же переберётся в гостиницу вдовы Лукас. Но врываться в маленький отель посреди ночи, пожалуй, не стоит. Конечно, суровая на вид «бабушка» выделит ей номер в любое время суток, но Белль не хочется причинять лишнее беспокойство доброй женщине, которая сейчас, наверное, уже видит пятый сон. К тому же, Мадам Лукас уже довольно пожилая особа, и заснуть снова ей наверняка будет не так-то просто. Когда Белль будила Румпельштильцхена своими кошмарами, он не смыкал глаз уже до утра. («Бессонница - обычное дело для старых людей» - «Ты не старый». - «Ты права, Белль. Я не старый. Я — древний». ) К глазам снова подступают слёзы. Она не должна думать о нём. Не должна вспоминать. Белль суёт руку в карман, нащупывая брелок. Она может пойти в их дом. Или в лавку. Конечно, в любом из этих мест ей слишком многое будет напоминать о муже. Но она только дождётся утра, а после отправится в гостиницу. Не ночевать же в самом деле на улице. А где ночует сегодня Румпель? Белль закусывает губу. Она не будет беспокоиться о Румпе… мистере Голде. Это уже не её дело. Ничего с ним не случится. Прожил двадцать восемь лет без магии в Сторибруке — и умудрился всех вокруг запугать даже без золотистой кожи и фиолетового дыма. Значит, выкрутится и сейчас. В конце-концов в её родной Анволии мистера Голда за содеянные преступления ждала бы как минимум виселица, как максимум — смерть на костре. Или — если он действительно такой бессмертный — бессрочное заключение в каком-нибудь мрачном подземелье. Так что этот… мистер Голд должен быть ей ещё благодарен. Белль ощущает во рту солёный привкус крови. Взвешивает на ладони ключи и принимает решение: в лавку. Туда всё равно придётся зайти. Там её вещи. И они, по крайней мере, уже собраны.
Здесь всё точно так, как было несколько часов назад. Табличка “закрыто”, стеклянные витрины. Выставленная на всеобщее обозрение коллекция редкостей. На полу подсобки всё так же лежит пустой чемодан, на столе — чемодан полный. Ничего не изменилось. Только она. Белль проходит в крохотную комнатушку, в которой стоит зажатый между двумя массивными шкафами диванчик. Она совсем не уверена, что может заснуть, но собирается хотя бы попытаться. Белль кладёт кинжал на высокую подушку, садится, закрывает лицо руками. Почему всё именно так? Почему она сидит здесь и чуть не плачет? Зачем она пришла? За своими платьями? Или потому что захотела? Прийти именно сюда?
У Голда был дом — розовый особняк с множеством комнат, чьи названия напоминали Белль скорее об отцовском дворце, чем о Тёмном замке. Спальни, гардеробная, кабинет, маленькая голубая гостиная, зала, столовая… Она ходила по комнатам, наполняя их своим присутствием. Оставляла раскрытые книги на стеклянном журнальном столике в голубой гостиной и на овальной дубовой столешнице в столовой. Её заколки странным образом оказывались в стаканчике для ручек в его кабинете. В гардеробной, между скрытыми под чехлами изысканными мужскими костюмами, обосновались коробки с её обувью. Платья Белль занимали шкаф в спальне. И не только шкаф — периодически их можно было обнаружить на стульях или спинке кровати. Дважды в неделю Белль обходила комнаты с жёлтой фланелевой тряпкой в руках — вытирала пыль. Ежедневно хозяйничала на кухне, и её самоуправство периодически становилось причиной их маленьких стычек. Это был их дом. Ломбард же оставался «лавкой Голда», норой Румпельштильцхена и лабораторией Тёмного. Здесь он проводил дни и вечера двадцать восемь зачарованных лет. До того, как розовый особняк стал их домом, для Голда он был всего лишь аксессуаром, соответствующим его статусу самого богатого человека в городе. Он не слишком любил там бывать в те годы. Белль знала это. Так же, как и то, что, когда она его оставила… Румпельштильцхен окончательно переселился в подсобку, навещая особняк лишь для того, чтобы принять душ и переодеться. Потому что это был их дом. И они должны были вернуться туда вместе. И — вернулись же. Вернулись. Уже мужем и женой.
Белль не замечает, что воспоминания перестают причинять боль. Руки безвольно падают на колени. И вот она уже не сидит, глядя перед собой, а спит свернувшись клубочком на узком диванчике, спит и не помнит, что всего в нескольких сантиметрах от её лица — лезвие острого как бритва магического кинжала.
***
На следующее утро Белль входит в кафе «У бабушки», сгибаясь под тяжестью набитого чемодана.
- Руби, у вас есть свободная комната? - вместо “здрасте” выпаливает она.
- Ждёт тебя, - Руби улыбается и добавляет, не удержавшись от сарказма. - Надеюсь, мистер Голд не повысит нам по этому поводу арендную плату и не превратит в отместку наше заведение в курятник.
- Нет, Руби, могу тебе обещать, что этого точно не случится, - Белль выделяет голосом слово «точно».
Официантка удивлённо приподнимает бровь:
- Я ничего не пропустила?
Руби смотрит на Белль вопросительно. Вчера, бегая между кухней и залом, Руби слышала, как Эмма бросила Реджине, просидевшей весь вечер у стойки за коньяком, таинственную фразу «Обрадую: Голду сейчас ещё хуже, чем тебе». И появление на пороге миссис с чемоданом явно как-то связано с тем вчерашним разговором. Но как?
Белль не спешит прояснить ситуацию, лишь молча облизывает ссадину на нижней губе да ерошит распущенные волосы странным, напряжённым жестом.
- Белль, ты в порядке? Не хочешь объяснить, что значит твоё «точно»? - переспрашивает Руби подругу.
- Я в порядке, - улыбается Белль уголками рта. - И… - выдыхает она, - да, ты что-то пропустила. Если вкратце, мистер Голд покинул Сторибрук и больше сюда не вернётся. Что скажешь? - выжидающе смотрит Белль в тёмные волчьи глаза Красной Шапочки.
Руби медлит от силы полминуты, обнажает зубы в оскале улыбки и сжимает Белль в объятьях.
- С возвращением, подруга!
========== Так просто быть несносной ==========
Белль уже две недели как живёт «У бабушки», но они так толком и не поговорили. Руби не ожидала, что рассказ Белль о происшествии, буквально потрясшем Сторибрук, ограничится одним предложением. О подробностях изгнания Румпельштильцхена бойкая официантка узнавала не от подруги, а от посетителей кафе. Эту новость на все лады мусолят гномы, а Киллиан после литра пива охотно рассказывает всем желающим и нежелающим слушать, какие были у Крокодила глаза, когда милая жёнушка взяла его за яйца.
- Да что ты говоришь, Белль никогда бы так не поступила, - как бы то ни было, а вступиться за подругу Руби считает своим долгом.