Я все ждала, но Глеб медлил. Наверно, ему нравилось издеваться, держать меня в таком мучительном подвешенном состоянии. Когда я уже была готова поинтересоваться, сколько мне еще ждать, он скользнул рукой по моей груди, убирая в сторону платье и чашечку лифчика, одновременно я почувствовала поцелуй. Да, именно там. Его губы сомкнулись на моем соске. Я задрожала сильнее прежнего и вцепилась Москвину в волосы. Он зашипел и пососал меня. Сильно. Я вскрикнула, ощутив его зубы. Глеб укусил не больно, но ощутимо. Он отодвинул платье больше, оголяя и вторую грудь, сдавил сосок пальцами.
Я захныкала.
— Пожалуйста, не надо… Ты же сказал, что…
— Сказал, что поцелую тебя. Но я не уточнял, что в губы, — проговорил Москвин, подняв голову.
Огонь в его глазах поглотил мою волю. Я замерла, а он снова жутко улыбнулся и склонился, чтобы поцеловать второй сосок. Его он дразнил легкими касаниями и мягким посасыванием. После укусов этого оказалось неожиданно мало. Я совсем запуталась и, кажется, теперь не только боялась, но и наслаждалась.
Это жуткое открытие усилило страх в сотню раз. Я поддалась панике и попыталась оттолкнуть Глеба. Он не шелохнулся, лишь чуть переместился в бок.
Я заерзала и заметалась, пытаясь съехать со стола, убежать, хоть как-то вырваться. Но в итоге лишь оказалась на краю стола и задрала подол платья. Глеб теперь стоял почти боком, не прекращая сдавливать один сосок и водить языком по ореоле второго. Пытаясь освободиться, я нечаянно потёрлась пахом о бедро моего мучителя.
Молния ярчайшего удовольствия прострелила меня. Я вцепилась в Глеба, не понимая, что происходит, а он, наконец, отстранился, но только чтобы обнять мои груди ладонями и продолжать истязать чувствительные соски пальцами.
Я зажмурилась. Москвин продолжал ласкать мою грудь. Кажется, кровь начала закипать, а я сама почти дымилась. Между ног сладко кололо, и я с ужасом поняла, что ерзаю и трусь о ногу Глеба, чтобы облегчить напряжение.
Кажется, он это тоже заметил, потому что смял мои губы, протолкнул язык мне в рот. Его неистовые поцелуи, заставили меня выгнуться и застонать. Я вцепилась в его плечи, отчаянно желая еще и больше. Глеб не жадничал. Он давал мне все, что я хотела.
Стоп. Или я не хотела?
Что за дерьмо происходит?
Подумать об этом подробнее у меня не было сил потому что, я затряслась от горячего, мощного удовольствия. Оно было таким внезапным, желанным. Все кончилось неожиданно, как и началось. Я успела только простонать одновременно от удовольствия и сожаления.
Глеб отстранился, резко разрывая поцелуй. Он прищурился и довольно усмехнулся, отпустил мою грудь, вернул платье на место.
- Горячая невинная девочка. Чувствительные соски, а? — проговорил он, поглаживая костяшками пальцев по лифу.
Я опустила глаза и увидела, что мои соски торчат даже через бюстгальтер и платье.
— Это… — Я, наконец, оттолкнула его и спрыгнула со стола. — Это от холода.
— Ага. Разумеется. Кончила от холода, — ядовито согласился он, отпустил меня и взялся за ящик с винами. — Я так и понял.
Глеб подмигнул и быстро поднялся наверх к двери, оставляя меня наедине с нелепой ложью и остаточным возбуждением.
Без его рук и поцелуев тут же стало зябко. Я поежилась и невольно потерла бедра друг о друга.
Будь он проклят.
Немного приведя мысли и чувства в порядок, я тоже пошла обратно. Кутаясь в Пиджак Москвина пыталась не дрожать и не желать его губы обратно. Его руки, которые я даже не сообразила отбросить, когда он касался моей груди.
Растерялась, что ли? Слишком мощный напор и непрошибаемая самоуверенность. Еще и шантаж. Нельзя было поддаваться. Зря я позволила ему манипулировать.
Или нет? Раз он ушел, значит, удовлетворился? Наверно, на этом все и кончится. Вряд ли он настолько скот, что побежит сдавать меня родителям.
Или настолько?
Я совсем не была ни в чем уверена. Какой-то внутренний раздай спутал мысли.
На кухне я опять встретила маму. Она протирала пыльные бутылки. Я тоже взяла полотенце, чтобы помочь ей.
Меня еще потряхивало от всего пережитого, нужно было успокоиться.
— Ох, Лесёнок, большое спасибо. Камерные вечеринки это прекрасно, но нанять официантку мне в следующий раз никто не запретит, — снова ворчала она.
Я улыбнулась, находя в ее болтовне покой.
— Брось, мам. А раньше как мы на стол собирали для гостей. Все сами. И готовили, и мыли.
— Другие гости были, детка.
— Это да, — не могла я не согласиться.
— А это что, пиджак Глеба? Как мило, что он не дал тебе замерзнуть в подвале.
— Да, очень мило.
Я едва сдержалась, чтобы не выдать себя саркастическим тоном. Слава богу, мама никогда не узнает, как именно меня разогрел в подвале Москвин.
Я сбросила его пиджак на стул. И так пропиталась его запахом. Или это от поцелуев? Или это мне кажется.
Как бы то ни было, но мама не накинулась на меня с расспросами о кастинге, значит, Москвин не сказал ей. Это немного успокаивало. Вместе с очередной болтовней мамы.
— Как тебе Глеб, кстати? — Ей, разумеется, не требовался мой ответ. — Приятный мужчина, да? Лика на него еще в прошлый раз запала. И так и эдак хвостом крутила, даже прямо при нас попросила ее сфотографировать для портфолио. А он отказал. Можешь себе представить?
О, кажется, я только этим и буду сегодня вечером заниматься. Москвин пугал меня до чертиков, но за отказ снимать Лику я ему аплодировала. Мысленно. Ей редко отказывали. Виктор почти всегда и со всем был согласен, потому что чувствовал вину за детскую травму из-за развода. Остальные из-за денег отца были очень лояльны. У Лики было все. Вместе с этим и гонор, который не купишь.
Да, очень жаль, что я не видела эпический провал, который устроил ей Глеб. Собственно, она и сейчас при бойфренде продолжала вертеться возле Москвина. Наверно, считала, что еще не все потеряно, и удача любит смелых.
— Да, прямо так и сказал, что ее лицо слишком среднестатистическое, а он предпочитает особенную красоту, без фильтров и филлеров. Вот и в Тоскану нас пригласил. Уж Лика точно будет напрашиваться даже без отца. Может, и ты поедешь?
— Куда? — очнулась я.
— Так в Тоскану. У Глеба там вилла. Он звал.
— Он звал тебя и Виктора.
— Он звал нас всей семьей. Мы же семья, Лесёнок. Разве нет?
— Конечно, мам, но ехать вот так вот… Нет, это неудобно и вообще… — вяло отбивалась я. — У меня учеба, работа.
— Да, конечно. Как-то быстро согласилась она.
Я не обратила на это внимания. Нужно было собраться и выйти снова к гостям. Хотя больше всего мне хотелось сейчас уехать домой и спрятаться. Но это была непозволительная роскошь.
Как выяснилось, мы с Москвиным пропустили все шоу от шеф-повара, и теперь осталось только наслаждаться вином и едой. Обществом я бы тоже попробовала наслаждаться, но мокрые после оргазма трусики, взгляды Глеба и его ехидная улыбка портили настроение окончательно. Я решила не думать сейчас о том, что случилось в подвале. Иначе сошла бы с ума.
Еще и Лика добавила. Почему-то меня стало раздражать то, как она заглядывала в рот Москвину, словно он был ее бог и царь. Серьезно, при живом приятеле — это уже неприлично. Даже мерзко.
Но когда Лику волновали приличия?
А вот беседа как раз складывалась интересная. Другой давний сосед и коллега Виктора, Игорь Иванович, обратился к Москвину:
— Как дела у твоей фирмы?
Я хотела чтобы мне было все равно, но почему-то уши так и улавливали разговор мужчин, хотя мы с мамой стояли чуть в стороне и обсуждали перепланировку в гостиной.
Глеб только развел руками.
— Понятия не имею. Но дивиденды приходят, акции стабильны. Думаю, все хорошо.
— Это как? Год назад ты был по уши в слияниях и расширениях.
— Да, был. — подтвердил Москвин. — Но примерно тогда же я понял, что живу одной работой.
— Все мы живем работой, — вступил Виктор. — Разве это плохо?
Я видела и не раз, как они вдвоем с Иванычем, как танки, пытаются продавить любое мнение, отличное от их собственного. Издержки трудоголиков-богачей.