– Ветер шумит и не дает вам уснуть, виконт? – спросила она.
Ветер действительно глухо выл за окном, заставляя подрагивать ставни.
– Да, я не могу уснуть, – пожаловался Огюст.
Пожилая женщина присела рядом, обняла его теплой рукой.
– Я все думаю о ваших родителях… – произнесла она. – Как они могли вас оставить? Если бы мы с моим Жоэлем тогда в молодости поженились, если бы у меня родился ребенок, я бы не смогла с ним расстаться.
– Почему же меня оставили? – спросил виконт, словно добрая женщина могла объяснить ему эту несправедливость.
– Наверное, у вашей матушки были на то веские причины. Граф привез вас сюда, когда вам было всего три месяца. Где вы родились, мы не знали. Как по вам все это время скучает ваша матушка, если она еще жива! А вы должны быть очень благодарны его сиятельству за все!
Мальчик, живший на положении воспитанника, которого приютили из милости, часто думал о своих родителях. Кто они и почему вынуждены были бросить его когда-то? Повзрослев, он поймет, что причиной всего трагизма его положения является то, что он – незаконнорожденный сын…
В одном из писем Армэлю де Куси, с которым у него сложатся поистине братские, доверительные отношения, Огюст однажды напишет:
«Мне хотелось, чтобы граф был рядом чаще. Каждый раз, когда он приезжал, я был безумно счастлив. А когда ему нужно было меня покинуть, я провожал его и, возвращаясь в свою комнату, бросался на постель и заливался слезами. Он был тогда для меня всем. Центром моего мира. Я и подумать не мог, что где-то есть дети, которые видят его каждый день, могут свободно забраться к нему на колени и даже иногда получают от него розог за непослушание. А вы, его дети, скорее всего, не понимали, как счастливы…»
Глава I Виконт де Куси прибывает в Рим
1657 г.
Женщина откинулась на подушки и, наконец, позволила своему телу расслабиться. Служанка, помогавшая при родах, передала младенца кормилице. Девочка… Дочь тут же схватила губками сосок.
– Молодец, здоровая и голодная, – одобрительно покачала головой повитуха.
Рано лишившись матери, Эжени всегда мечтала о детях. Когда у нее появился сын Луи Давид, сердце молодой женщины переполнило доселе неведомое ей чувство материнской любви. И сейчас она с нежностью смотрела на покрытую светлым пушком головку, когда кормилица баюкала ребенка. Ее обожаемая девочка… Муж, граф Леопольд ди Грациани, хотел назвать ребенка, если это будет девочка, Юстина. Но она не была его родной дочерью, поэтому Эжени, уважавшая супруга, но никогда не любившая его, решила ослушаться и дала малышке то имя, которое сама выбрала для нее.
– Анна, – прошептала женщина.
Виконт Армэль Валентин де Куси прибыл в Вечный Город ранним утром 1 августа 1657 года. Ему было 28 лет. Еще в юности выбрав для себя путь служения Богу, он шел по нему уверенно и непреклонно. Однажды даже чуть не погиб, три года проведя в Новой Франции, обращая в католичество индейцев и, в конце концов, подвергшись их пыткам. Но все это уже было в прошлом. Теперь перед ним открывались широчайшие возможности, ведь сам Папа Римский соблаговолил пригласить его, молодого священника, в ученую коллегию при Ватикане. Виконт защитил в Сорбонне диссертацию и теперь был доктором теологии и канонического права. Тому, что Армэля заметили в Ватикане, во многом поспособствовал архиепископ Парижский1.
Но не столько все эти успехи радовали сына графа де Куси, сколько то, что он оказался в Риме. Ведь именно в этом городе живет женщина, являющаяся матерью его сына. Единственная женщина, которую он когда-либо любил.
Виконт с неподдельным интересом и восторгом рассматривал город, его величественные и поражающие своей великолепной архитектурой здания, мощеные улицы, по которым сновали прохожие, проезжали кареты.
На самом деле XVII век принес в Италию не рассвет, а скорее упадок. Страна потеряла свое влияние в мировой политике, церковь богатела, а народ нищал. Слишком велик стал контраст между роскошью, в которой жили священнослужители, и нищетой простого люда. Духовенство здесь обладало богатством и могуществом, которого порой не имели даже светские правители. Влияние церкви и непомерные аппетиты ее служителей способствовали бурному развитию Рима, появлению в городе невероятных по красоте церквей, дворцов, площадей и фонтанов.
В общем, полюбоваться было чем. Но вдруг Армэль увидел колонну заключенных. Их, должно быть, вели на работы. Нередко заключенных привлекали к строительству. Потухшие отрешенные взгляды, исхудавшие тела, источающие зловонный запах… Молодой священник с жалостью и состраданием смотрел на этих людей, чем-то напоминавших ему недавние неприятные моменты его жизни, которые тоже, промелькнув мимо, остались далеко позади.
Неожиданно один из заключенных бросился к нему, схватил за руку, и, целуя тыльную сторону ладони, проговорил:
– Однажды вы взойдете на такую высоту, что сможете мне помочь. Я буду ждать, – прошептал несчастный.
После этого стражник огрел мужчину плетью, заставляя вернуться в строй. Продолжая идти вверх по улице, виконт оглянулся назад, пытаясь удержать в памяти лицо этого заключенного и понять, что значат его слова.
В Ватикане для виконта де Куси были приготовлены апартаменты. Расположившись на кровати, пока слуга распаковывал вещи и как-то обустраивал быт, Армэль думал о том, что обязательно наведет справки об Эжени в ближайшее время.
Нравилось ли ему тут? Пока он сам не мог понять. Это так походило на его поступление в Наваррский коллеж. Воспоминания о коллеже и годах юности постепенно перетекли к тому моменту взросления, который врезается в память на всю жизнь…
Однажды вечером граф с сыном подъехали верхом к какому-то особняку. Их встретила дама лет тридцати пяти, пышнотелая брюнетка. Виконту она показалась довольно красивой и небольшая полнота совсем ее не портила.
– Вот вы какой, виконт, – улыбнулась она.
– Какой? – спросил он.
– Прекрасный.
Да и как мог не понравиться этот невысокий, но широкоплечий юноша, с черными волосами и такими же темными, круто изогнутыми бровями над синими очами.
– Ваше сиятельство, мы ждем вас утром.
– Как, отец, вы меня оставляете?
– Не беспокойтесь, виконт, скучать вам не придется, – сказав это мягко и нежно, словно мурлыча, дама приобняла его за плечи и слегка подтолкнула к лестнице, ведущей на второй этаж.
В комнате, в которой он оказался, царил полумрак. Когда она легонько коснулась его скулы, провела мягкими теплыми пальчиками по лицу, затем спустилась к шее, чуть щекоча кожу, и потом к груди, расстегивая камзол, виконт застыл, не решаясь поверить в происходящее. Он робко взглянул в ее зеленые глаза, и она улыбнулась ему. Когда она целовала его, ее губы дарили юноше немыслимые ощущения. Он и раньше целовался с женщинами, но сейчас, в предвкушении ночи любви, все было иначе. Дальше были первые, неуверенные, немного неумелые движения и ласки… Она поощряла и направляла его, помогая одолеть такую приятную и вместе с тем сложную науку.
А утром, по дороге в замок, виконт прятал смущение за нарочито сосредоточенным видом. Но периодически граф замечал, как взгляд сына затуманивается, а на лице появляется выражение задумчивого блаженства.
«Мальчик сначала стеснялся да скромничал, но потом так разошелся, будто мужчина зрелый! – смеясь, сказала тогда графу дама, имя которой так и осталось для виконта тайной. – А под утро заснул, как дитя».
– Матушке об этом нужно говорить? – когда ехали, неуверенно спросил Армэль, которому неуютно было от того, что отец знает, что между ним и дамой, к которой тот его сам же привез, прошлой ночью происходило.
– Не обязательно, – ответил граф.
Воспоминания Армэля неожиданно прервало появление какого-то человека. Это был довольно высокий, худощавый молодой мужчина. Виконта сразу поразило в нем то, что волосы священника, видневшиеся из-под шапочки, были почти такие же белоснежные, как перо лебедя, а глаза – очень светлые, прозрачно-голубые. Мать и сестра Армэля были блондинками, но все же их волосы имели нежный золотистый цвет, а брови и ресницы отличались более темным оттенком. В отличие от них у вошедшего юноши, казалось, нет ни бровей, ни ресниц.