Меня отшвырнули к книжному шкафу. Я слизнул кровь с губы и попытался справиться с головокружением. Мне показалось, что люстра закачалась и картины на стенах вспыхнули ярки-ми красками.
Твердая рука легла мне на грудь, чтобы поддержать и отодвинуть назад.
И только тогда я осознал, что вижу перед собой Лестата.
3
Я быстро пришел в себя. Его взгляд был прикован ко мне, и у меня не было ни малейшего намерения отводить глаза. Тем не менее, я не смог удержаться и оглядел его с головы до ног. Он выглядел потрясающе – именно так, как себя и описывал. Я должен был его внимательно разглядеть, изучить каждую черточку, пусть даже это будет последнее, что я увижу, прежде чем кану в небытие.
Его бледно-золотистая кожа чудесным образом оттеняла фиалково-голубые глаза, светлая спутанная грива вьющихся волос достигала плеч. Очки с цветными стеклами, почти такого же фиолетового оттенка, как и глаза, он сдвинул на макушку и рассматривал меня, слегка хмуря светлые брови, – возможно, ждал, когда ко мне вернется самообладание. Впрочем, это всего лишь мои догадки.
Я сразу обратил внимание, что на нем тот самый черный бархатный сюртук с пуговицами-камеями, который упомянут в той части Вампирских хроник, что названа "Меррик": каждая ма-ленькая камея, я мог бы с уверенностью утверждать, была из сардоникса, а сам сюртук выглядел очень причудливо – приталенный и расклешенный книзу. Льняная рубашка с распахнутым воротом, простые серые брюки и непримечательные черные ботинки.
Что отпечаталось в моем сознании, так это его лицо: широкое и напряженное, с огромными глазами, точеным чувственным ртом и несколько тяжеловатым подбородком, – в целом оно выглядело гораздо притягательнее, чем он сам считал.
Описывая свою внешность, он не отдавал ей должное, потому что не подозревал об одной немаловажной детали: все его черты были прекрасны, но самое главное – озарены мощным внутренним огнем.
В его взгляде не было ненависти. И он уже не поддерживал меня рукой.
В душе я проклинал собственный рост, заставлявший Лестата смотреть на меня снизу вверх. Возможно, только по одной этой причине он с радостью сотрет меня с лица земли.
– Письмо, – язык едва повиновался мне. – Письмо!
Я полез было в карман, теряясь в мыслях, но так и не смог достать конверт. Меня трясло от страха.
Лестат сам сунул руку во внутренний карман моего пиджака и, сверкнув сияющими ногтя-ми, вытянул конверт.
– Это мне, правда, Тарквиний Блэквуд? – спросил он с едва заметным французским акцен-том и неожиданно улыбнулся.
Мне показалось, что такое существо не способно причинить вред никому на свете. Он был слишком красив, слишком доброжелателен, слишком молод. Но улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.
– Да, – запинаясь, ответил я. – Письмо, прошу, прочти. – Я замялся, но продолжил: – Пре-жде чем... примешь решение.
Лестат сунул письмо во внутренний карман сюртука, а затем повернулся к Стирлингу.
Тот сидел молча, с затуманенным взором, вцепившись в спинку стула. Когда он падал, спинка оказалась впереди, и теперь он защищался ею как щитом, хотя я хорошо знал, что это со-вершенно бесполезно.
Лестат снова пригвоздил меня взглядом.
– Мы не охотимся на агентов Таламаски, братишка, – произнес он. – Но вы... – Он перевел взгляд на Стирлинга. – Вы чуть было не получили по заслугам.
Стирлинг смотрел прямо перед собой, явно не в силах ответить, и лишь покачал головой.
– Зачем вы вообще сюда явились, мистер Оливер? – спросил Лестат.
Стирлинг вновь только покачал головой. Я разглядел крошечные капельки крови на его накрахмаленном белом воротничке и почувствовал стыд, глубокий болезненный стыд, заполнивший все мое существо настолько, что я даже перестал ощущать послевкусие выпитой крови.