Он и заявил Мариссе, что она должна уйти к своим сестрам. Что с ее гладкой кожей и яркими волосами у нее не будет другой судьбы, кроме как стать потехой для солдат. И что если и есть шанс укрыться в лесах и не быть пойманными, так у тех самых старух. А Мариссу они примут, потому что им она своя, а людям никогда своей не была. Пусть уже уходит, сельчане за жертву ее матери уже давным-давно расплатились, так сколько еще будут нахлебницу терпеть?
Девушка насупилась. Но дед Махор специально говорил резко и однозначно, чтобы она и мысли не допустила об отказе. И, кажется, она все прекрасно поняла, потому что посмотрела на него пристально, сощурилась и покачала головой:
– Неужели все так серьезно, деда?
Старик тяжело вздохнул:
– Все намного хуже, чем я могу тебе рассказать, девочка. Найди ведьм, обеспечь себе укрытие. А если примут, то попробуй уговорить их взять еще хоть нескольких наших девчонок. Скажи, что за спасение они по гроб жизни им служить будут.
Марисса все еще качала головой. Почему-то до сегодняшнего дня угроза ей казалась преувеличенной, но этот здравомыслящий и разумный человек никогда не принял бы такого решения, если бы знал иные выходы. Уйти к ведьмам, а еще лучше – забрать к ведьмам с собой девочек. Мужчин и парней ведьмы на содержание не возьмут, даже пытаться не стоит.
Марисса собралась, кивнула. Встала, схватила заплечный мешок и, не теряя ни минуты, начала скидывать в него нужные для похода вещи. Махор, видя ее рвение, тоже встрепенулся и заговорил увереннее:
– Пока с собой никого не бери. Боюсь, что разозлим ведьм, совсем говорить откажутся. Сначала спроси разрешения, потом за нашими возвращайся. Туда пути – дней десять пешим ходом, но поначалу с возом с зареченскими торгашами поедешь. Если ведьмы разрешат, то ты вернись – забери хоть тех, кого они принять не откажутся. Хотя бы самых маленьких детей… Но если не разрешат, то спасайся сама. Все слыхала, Мариска?
Девушка наклонилась и чмокнула старика в морщинистую щеку. Ответила сдержанно, чтобы самой не разреветься:
– Все слыхала, деда, не волнуйся. Сделаю что нужно. Я пока к бабке Тоше загляну, она меня на ужин зазывала. Не могу уйти, ее не обняв.
И даже уезжая из деревни, Марисса все никак не могла поверить, что беда неотвратима и что угроза не преувеличена. Точнее, верила уже, но представить окончательно так и не смогла. И до отчаянья хотелось надеяться, что дед Махор специально все так нагнетал, чтобы она уехала учиться. А то ведь в каком ином случае она по доброй воле покинула бы Приреченку?
Глава 2
Крайдин хлестал ее по щекам и голым ягодицам, зажимал ее длинные черные волосы в кулаке и тянул на себя, объезжал ее как дикую лошадь. Но она только стонала и выгибалась под ним подобно кошке. Скулила от смеси наслаждения и боли, а потом рухнула на пол, обессиленная. Крайдин к тому моменту уже был удовлетворен, потому не стал ее наказывать за то, что посмела выдохнуться раньше, чем он разрешил.
Вот только когда она во сне, окончательно потеряв самоконтроль, прильнула к нему и засопела в шею, мужчина слабо дернулся и решительно отодвинул ее от себя.
– Уйди, Найна, – приказал тихо, но его приказы и не должны звучать громко, чтобы их исполняли.
Женщина быстро очнулась от дремоты и неконтролируемо скривилась, но ей хватило ума не начинать спор. Найна подхватила свою одежду и бросила еще один взгляд на обнаженного Крайдина.
– Хорошего тебе сна, мой господин, – прошептала как можно ласковее, после чего вынырнула из палатки.
Обоим было понятно, что уходить она не хотела. Что все струны ее женской души натягиваются и рвутся всякий раз, когда звучат такие приказы. И каждую ночь Найна надеется, что когда-нибудь забудется и он. И не прогонит. Позволит ей выспаться в его объятиях, подчеркнув этим очевидное – она давным-давно его женщина. Ей не нужно ни его ласковых признаний, ни нежных слов, ни брачной ленты на руке. Найне не нужна даже его верность. Достаточно просто быть самой важной для него женщиной, рядом с которой он хотел бы отдыхать не только телом, но и мыслями. Однако Крайдин не устает подчеркивать, что это не так. Найна держалась только мыслью, что и других женщин в этой роли не оказывалось.
Как только смуглая красавица покинула его палатку, генерал подложил под голову руку и задумался о планах на завтрашний день – его давняя привычка. На самом деле Найна его вовсе не раздражала. Он не просто так сделал ее своей любовницей еще в Хлаохе, столице Накхаса, а потом и взял с собой в затянувшийся военный поход. Эта искушенная, развратная женщина очень ему подходила и чуть ли не единственная была способна полностью отражать его страсть. Но он не позволял ей приближаться сильнее, не позволял ей думать о том, что кроме постели их может связывать что-то еще, потому что это не было правдой. Крайдин пользовался великолепным телом Найны ровно до тех пор, пока хотел им пользоваться. Он вышвырнет Найну из своей жизни сразу же, если она перестанет его так же радовать. Развратниц в мире полно, а Крайдин один. Он намерен жить долго и увидеть в своей постели огромное количество диких кобылиц. Еще Крайдину приятно ломать сопротивление тихих скромниц, которые всеми силами притворяются, что могут не стонать и не сходить с ума от блаженства по одному его приказу. И они тоже со временем превращаются в дикарок, похожих на теперешнюю Найну. Найна не первая и не десятая, и уж определенно – не последняя. Так пусть не тешит себя иллюзиями. Крайдин слишком хорошо к ней относится, чтобы позволить ей обманываться по поводу их отношений.
Несмотря на то, что женщинам в его жизни никогда не отводилась значимая роль, о браке он задумывался давно и серьезно. А теперь это стало вопросом, который дальше откладывать нельзя. Как только военная кампания закончится и Крайдин вернется в Хлаох, то первым делом примется за поиски будущей жены. И возьмет самую родовитую. Героям не отказывают. Людям, принесшим государству бессмертную славу и новые земли, не отказывают. И этот брак окончательно укрепит влияние Крайдина в столице.
Их отец умер прошлой зимой. Рай наследовал престол как единственный законнорожденный сын. Крайдин, который тремя годами старше брата и не был слишком близок с братом, занял подле него причитающееся место – главного военачальника. Но сразу после коронации Рай принял несколько не самых популярных решений, и тогда пошли первые осторожные слухи – мол, корона слишком тяжела для мягкотелого Рая.
Крайдин в те времена относился к таким слухам спокойно: он был бы дураком, если бы не осознавал разумность таких доводов. И был бы троекратным дураком, если бы решил бороться с братом за трон, который ему без надобности. Нет ничего смешнее разряженного в парчу коронованного чучела на престоле, у которого нет свободы даже во двор без охраны выйти. Необразованный народ думает, что правитель может воплотить в жизнь любую прихоть. Как бы не так. Любой закон, любое решение должно быть тщательно выверено – оно может нарушить интересы какой-то части знати. Или духовенства. Или правителей союзных государств. Или еще кого-нибудь, кому заблагорассудится оскорбиться непродуманным королевским решением. Правитель извечно балансирует между интересами разных групп. А когда устает от этого, то включает режим жесткой диктатуры, чтобы некоторые группы хорошенько переосмыслили, так ли уж сильно их интересы были нарушены. В этом случае он объявляется тираном, что нарушает интересы сразу всех вышеперечисленных групп. А бедное коронованное существо считает годы, когда уже сможет передать неудобный трон старшему наследнику и уйти за линию тьмы, пусть дальше без него с этим хаосом разбираются.
Крайдина интересовала власть. Но власть реальная, а не обремененная короной. И он мог бы взять хотя бы эту, но если его дети кого-то не устроят, то все потом обязательно вспомнят, что Крайдин был всего лишь бастардом, объявят его узурпатором и нелегитимным правителем, вот и конец всей линии престолонаследия. Дело не стоит даже шевеления мизинцем. Именно поэтому брату со стороны Крайдина ничего никогда не угрожало. Быть может, по той же причине их отец держал незаконного сына и его мать близко ко двору, но не снабжал их титулами, чтобы не возникло соблазна, а только родственная поддержка. Так или иначе, но старый король не ошибся в том, что не видел угрозы для младшего сына. И после его смерти ничего не изменилось.