Я молчала. Похоже, он старался запугать меня, но, видя тщетность своих попыток, злился. Потная мужская ладонь легла на горло, чуть сдавливая. В нос ударил запах Жакена. А вонял он не меньше, чем свинья!
— Запомни, сучка. Ты одна из многих, многих милых безделушек нашего господина.
Я зарычала в ответ. Пусть лучше убьет сейчас, чем всю оставшуюся жизнь стелиться под неизвестно кого.
— О, а девочка с норовом. Запомни, господин Жакен занимается починкой сломавшихся безделушек, а сейчас ты сломана, потому что не слушаешься.
Он еще сильнее сжал мое горло, и стало не хватать воздуха. Я вцепилась в его руку, пытаясь освободиться, но он лишь смеялся.
— Похоже, ты совсем глупенькая и даже дикая, как и говорила Лирия. Забавно, когда-то я также чинил и ее, а сейчас она верно мне служит, как комнатная собачка. Жаль, тебя пока нельзя починить полностью, — он шумно выдохнул мне в ухо, облизывая его. — Ты, конечно, не идеал красоты, но я бы с удовольствием посмотрел, как ты бы изображала наслаждение, оказавшись подо мной. Впрочем, кое-чему я могу научить тебя прямо сейчас.
По его интонациям я поняла, что произойдет что-то действительно ужасное. Для меня. Захотелось кусаться, вырываться, но Жакен был намного сильнее. Как тряпичную, он схватил меня за руки, заставил подняться на ноги. Тонкий лязг металла возвестил о том, что мои руки зажаты кандалами.
— Ах ты сволочь! — злобно зашипела, пытаясь его пнуть.
Но все было тщетно, он лишь посмеялся, лишая меня возможности двигать и ногами. Я ощущала себя бабочкой, приколотой булавкой. Было безумно горько, что все годы тренировок оказались пустой тратой времени, когда противник заведомо сильнее и может видеть. Моим оружием была ловкость и неожиданность, и в этой схватке я проиграла еще до ее начала.
— Ну что ж, давай начнем наш маленький урок, — его руки легли мне на плечи и начали плавно спускаться вниз. Это было безумно неприятно, как будто два огромных червя ползли по коже, оставляя на ней свою вонючую слизь. А он тем временем лапал мою грудь. Бесцеремонно и с явным наслаждением.
— Убери руки, сволочь, — зло зашипела я, получая пощечину в ответ.
— Ты, сучка, кажется не понимаешь, в каком ты положении. Ты должна быть счастлива, что господин Жакен проводит с тобой время, ты должна умолять меня о том…
— Чтобы ты свернул себе шею? А?! Как тебе такой вариант?
Мужчина зарычал и ударил меня кулаком в живот. Я закашлялась, радуясь, что и так ничего не вижу и не испытываю прекрасных эффектов потемнения в глазах.
— Нет, сучка, чтобы я продолжал, продолжал трогать твое никчемное некрасивое тело.
Я не умоляла, но он продолжил. Казалось, это длилось вечно. Жакен прикасался и прикасался, сжимая до боли, заставляя рычать и мысленно желать ему смерти. Тело протестовало и бунтовало, будто бы говоря разуму, что проще смириться и стать продажной девкой, получать от всего происходящего удовольствие, вымолить у мучителя какие-нибудь поблажки. Но я не хотела сдаваться, не могла. Даже годы рабства не выбьют из леди леди. Это подобие ласки лишь сильнее разжигало огонь ненависти в моей душе.
Все закончилось, когда ему надоело. Действительно, какое удовольствие мучить жертву, если та никак не реагирует: не вырывается, не подчиняется, а просто висит безвольным куском мяса. Он сыпал угрозами, прежде чем позволил мне упасть на мой соломенный тюк и провалиться в беспамятство. Хотелось как можно скорее забыть обо всем. Возможно, мне даже вновь приснится Алистор, и я снова почувствую себя героем, которому удается изменить мир к лучшему.
Засыпая, ощущала себя грязной и опороченной. Даже грубые подкаты, иначе не назовешь, Дрейка не были настолько болезненными.
Время тянулось медленно, настолько, что я даже не пыталась его считать. Иногда приходил Жакен, экзекуция повторялась, но всё так же безуспешно. С каждым разом он был все настойчивее и злее, а я все больше уверялась в том, что нельзя сдаваться. Как только дашь слабину — сразу же сломаешься. Жакен был профессионалом своего дела, но ему очень далеко до уловок Дрейка. Я разгадывала его ход легко, и ни смена рациона, ни разные условия содержания не приближали его к цели. Где-то внутри я ликовала. Пожалуй, доставлять проблемы иногда до безобразия приятно.
Наконец, меня оставили на долгое время одну. Раз в день забирали ведро и давали пищу и воду. Так я начала считать время своего заключения. Дни тянулись медленно и монотонно. Единственной радостью стала привычка к упорным тренировкам. Пища была питательной, сил с каждым днем становилось все больше. Это был долгий, но очень приятный процесс.
Иногда в ведре приносили воду, и я могла смыть с себя смрад, и пусть это было редко, нынешнее положение определенно лучше подземного заключения с Дрейком. Да, мне было не с кем поговорить, зато никто не топтался по моему сердцу. Я научилась притворяться слабой. Как и говорил Ген, это было весьма полезно. Мои мучители, спустя долгих двадцать дней, начали входить в каменную клетку. Правда, бежать я все равно не думала. Наверное, хоть в где-то, да поломали меня эти холодные стены. Сильный слепой боец не сможет сбежать, сколь бы велика ни была его мощь. Но я все равно продолжала учиться, развивать то зрение, которое по словам Дрейка делало меня придурковатой. К сожалению, я различала лишь что-то живое, но это уже было лучше, чем ничего. Я научилась определять пол существа… и его примерную силу. Это давало надежды на побег. Но перед этим нужно было провести еще много-много часов в упорных тренировках на пути к сильной себе.
— Здравствуй, Николь, — я оживилась, услышав знакомый голос с той стороны двери.
— Ген? Как ты? — только и смогла спросить, не в силах подняться и подойти ближе. Он пришел как раз после очередной тренировки.
Я переживала за него все эти дни. Хотя это было совершенно бесполезно, я ничего не могла изменить.
— В порядке. А ты? — он шумно дышал, как будто пробежал несколько километров.
— Жива, то ли к сожалению, то ли к радости. Мне кажется, тебе не стоит здесь быть, это может быть опасно для тебя. Оставь меня, — я улыбнулась. То, что кому-то было небезразлично такое ничтожество, как я, грело душу, но эта связь была обоюдоострой. Если я хочу быть сильной, я должна отказаться от нее. Чтобы его не ранила моя боль, а меня не могли ранить через него. И отбросить эти глупые мысли о том, что я ничтожна!
— Я… все в порядке, — его голос звучал немного разочарованно.
Я задумалась о причине этой странной грусти. Не могла я стать ему столь близка за такое короткое время, меньше дня общались же! Нет, это глупость какая-то, не сходится!
— Все будет хорошо, — тихо прошептала я, улыбаясь.
Когда-то он утешал меня, теперь моя очередь.
— Да, будет. Тебя забирают наверх. Отойди, пожалуйста, в дальний угол.
— В смысле в угол? Объясни, Ген! — я нахохлилась помимо воли. Интуиция подсказывала, что это не к добру.
— Ты слишком своевольная вещь, Николь. Тебя будут контролировать. Мне надо… надеть ошейник. Отойди к углу, пожалуйста, и не сопротивляйся. Я… не хочу применять к тебе силу.
Ах он! Предатель! Впрочем, какой он предатель, просто более исполнительная вещь, чем я. И мне стоит быть хитрее и выполнять их приказы. Пусть расслабятся.
Я встала и подошла к стене. Шершавый камень привычно почесал ладонь, будто прощаясь со мной. Да, я хотела бы расстаться с ним навсегда, но вдруг снова не смогу быть удобной? Почему «вдруг»? Скорее всего не смогу! Вопрос лишь в том, не доведет ли это меня до могилы.
— Заходи, — прошептала. Слишком тихо, но он услышал
Скрипнула дверь, с надрывом поворачиваясь на проржавленных петлях. Я бы зажала уши, если бы скрип резко не прервался. Тихие уверенные шаги, ладонь, ложащаяся сзади на шею и давящая на какую-то точку. Тело враз онемело и закружилась голова. Это было весьма непривычное ощущение. Я слышала о том, что некоторые умельцы владеют подобным искусством, но не ожидала такого от Гена.