Он говорил со мной, как отцы обычно разговаривают с маленькими дочерями: покровительственно и с огромным добром. Когда-то я безумно хотела, чтобы со мной кто-то поговорил именно так… Сейчас это вызывало лишь раздражение и желание уйти. Я взрослая! Я самостоятельная.
— Ты смешная, — судя по интонации, Ген улыбался, — И чем-то похожа на обиженного кролика. Когда-то у меня был такой…
— У рабов не бывает домашних животных, — огрызнулась я.
— Ну… смотря у каких. Мне одно время пришлось помогать на ферме. Знаешь… это был первый раз, когда я в осознанном возрасте попал на поверхность. Мне так понравилось! Солнце, оно такое яркое, и, хоть и слепило глаза, это было прекрасно. А эти запахи, ветер! Под землей нет жизни… там лишь ее подобие… Ты должна это знать лучше меня… Впрочем, я отвлекся. Я занимался кроликами, и был у меня один любимчик… И…
— Что «и»? — нахмурилась я, ожидая подвоха.
— Когда узнали, что я к нему привязался, его убили. С тех пор я не привязываюсь ни к чему. Чтобы у меня было нечего забрать, все просто, Николь. Но ты улыбнись.
— Чему улыбаться? Разве есть что-то, что заслуживает улыбки в этом дне?
— Конечно есть, — его пальцы легли мне на подбородок, и я почувствовала, как он заставляет меня смотреть вверх, как будто бы я могла заглянуть ему в глаза, — Ты на поверхности, у тебя новый хозяин, который может быть лучше предыдущего, разве это уже не прекрасно?
Я промолчала. Он выглядел слишком воодушевленным для того, чтобы ломать ему крылья. Я знаю, насколько это больно, Дрейк умудрялся делать это по нескольку раз за день. Я тоже умею. Но не хочу. Не хочу опускаться до уровня мерзкого чудовища!
Повисло молчание, вовсе не неловкое, но от этого не менее давящее. Оно будто шаль укутало нас, лишь шелестящий листвой ветер и шумное дыхание драконорожденного нарушали эту тишину. Подсознание говорило, что сейчас могли бы петь птицы, но крылатые молчали, оставляя наедине с собой.
Я наслаждалась этими моментами. Солнце больно жгло кожу, но мне было в радость. Все эти забытые ощущения действительно заставляли улыбаться. Хотелось как в детстве: прыгать и кричать, повалиться на траву и покатиться по полю. Собирать цветы и составлять букеты или плести венки. Это было великолепное чувство искреннего восторга.
— Вот видишь… я же говорил, что всегда можно найти радость, — прервал молчание Ген, приложив палец к моим губам.
Я поняла, что ему не нужен ответ и вновь нахохлилась. Он был странным и непонятным. Эти попытки то ли вывести на откровенность, то ли продиктовать свою волю, наплевав на мои чувства. Я не понимала, что движет им, и от этого было страшно.
А после нас разлучили. Люди в чуть позвякивающих доспехах, появились словно из ниоткуда. Мгновение назад вокруг была звенящая тишина, а потом я услышала лязг металла о камень и уловила кисловатый запах пота.
Меня, как вещь, закинули на плечо, после того как я несколько раз споткнулась. Я побоялась пикнуть, что металл наплечника больно упирается мне в живот, и что переноситься вниз головой неудобно. Я вещь… у вещей нет личного мнения. Вся радость вмиг улетучилась, как будто и не было ее вовсе. Я всей душой ненавидела это свое положение и мечтала от него освободиться, но не имела никакого, даже самого крошечного шанса.
Моим новым домом оказалась просторная, насколько я могла судить, комната. Полная женщин. Они пахли духами и сладостями, шуршание ткани их платьев напоминало скрежет металла о камень. А еще они не умолкали ни на секунду. Это напомнило мой личный филиал бездны. Как будто специально подбирали место, где мне будет как можно хуже. Змеиное логово, полное тех, кто сразу же возненавидел меня. Эти шепотки, которые, как они думали, были достаточно тихими для того, чтобы никто не услышал. Но обострившийся за годы слепоты слух доносил их услужливо, будто какой-то деликатес. Предположения кто я и что: игрушка, фаворитка, шлюха, конкурентка?
Я сидела на мягких подушках и гадала вместе с ними. И, надо признать, мне не нравились мои умозаключения, совсем не нравились. Еще когда я жила на поверхности, слышала о том, что многие богатые мужи заводят в своих поместьях специальные “женские” крылья, где находятся их любовницы. Пожалуй, это худшее из того, что могло мне достаться. Умереть на войне — хоть какая-то доблесть, честь или что-то в этом духе. Возвышенное, абсолютно бессмысленное, но воодушевляющее. Быть же чьей-то подстилкой… тем более если придется изображать радость и верность — пожалуй, весьма и весьма унизительно, если не сказать хуже. Это настолько низко, что впору попытаться наложить на себя руки.
— Ну здравствуй, слепая девочка, — я так сильно погрузилась в свои мысли, что не заметила, как рядом оказалась одна из местных дам. Она шептала мне прямо в ухо, и от ее теплого дыхания мурашки поползли по спине.
Я резко отскочила в сторону, покатившись по полу.
— Лирия, а ты умеешь внушать ужас. Даже тем, кто тебя не видел, — захихикала девушка в стороне. Вскоре ей завторили другие.
Я попыталась встать, но острый каблук придавил мою кисть. Я зашипела от боли.
— Здравствуй, слепая девочка. Что надо отвечать, когда с тобой здороваются? Или ты невоспитанная дикарка? Девочки, она дикарка? — они, эти ядовитые змеи, согласно загомонили, — А дикарке не нужны украшения.
Каблук еще сильнее впился в мою руку и та, что звалась Лирией, начала вынимать шпильки из моих волос. Это было унизительно. Я потянулась рукой, чтобы достать одну из них.
— О, она не такая дура, как могла бы быть, смотрите, сама помогает. Какие красивые украшения, я обязательно разделю их с вами.
— О, Лирия, ты лучшая!
Лучшая? Да она просто местный тиран. Перехватив поудобнее мое импровизированное оружие, я со всей силой, что была в левой руке, воткнула его ей в ногу. Послышался жуткий вой, каблук, причинявший мне неудобства, исчез, и я накинулась на свою обидчицу. Пусть у меня не было острых когтей и клыков, как у Гена, я все еще могла постоять за себя. Рот заполонил безумно приятный солоноватый вкус крови. Похоже, я была голодна, и этот импровизированный завтрак очень понравился моему организму. Я попыталась откусить кусок от Лирии, но не успела. Множество рук оттащило меня от моей жертвы, оставив в награду лишь ее жалобное поскуливание. Много позже, размышляя над этим моментом, я начала осознавать, что есть другого человека не самая хорошая идея, но тогда желание отомстить обидчице было сильнее.
— Да она и вправду дикая! Охрана! Охрана! — заверещали девушки, пытаясь вдавить меня в пол.
Я улыбалась. Возможно, этот порыв был и слишком рискованным, но в то же время он давал шанс на смену обстановки. Опасных существ держат отдельно, чтобы не попортили все остальные вещи. Да, уведите меня отсюда, лучше привычный каменный мешок, чем общество этих змей.
Неожиданно в глаза ударила яркая вспышка цвета. Я уже и забыла, что могу различать цвета вне сна. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. И я провалилась в странное место…
Сложно было понять сплю я или это реальность. Никогда раньше не видела этого города, и он отличался по запаху от того места, где мы с Геном расстались. Я была в парке, утопающем в зелени. Он чем-то напоминал прекрасный сад Корнелии, но вместо роз здесь росли странные кусты с огромными колокольчиками голубого, розового и белого цветов. Они одурманивающе-нежно пахли, хотелось лечь на траву и смотреть на барашки облаков, скачущих по небу. Я где-то уже видела такие растения, но никак не могла вспомнить, где. У них на одном соцветии росли разноцветные бутоны, от чего они были безумно красивы. Раннее утро, когда солнце еще стыдливо прячется за крышами домов, и этот райский уголок пустовал. Я подошла к небольшому пруду, на поверхности которого плавали кувшинки всех тех же нежных цветов, и попыталась разглядеть свое отражение. В этом странном сне я с удивительной легкостью могла управлять собой и мне было интересно, что за картинка покажется на водной глади. А вдруг увижу что-то похожее на правду?