— Ты чего сразу так? — В голосе Кострова слышалось беспокойство. — Обиделся, что ли?
— Нет, дядя Ваня, я не обиделся. Мне просто вас жаль. Продолжайте бояться. Это нетрудно. Натянуть простынку до глаз и выжидать — не случится ли чего. А если в самом деле случится? Вы сказали, что вас могут убрать как свидетеля. Но это имеет смысл, когда хотят заткнуть рот. Выходит, вам нет резона таить в себе то, что кому-то выгодно скрыть. А, да ладно, вроде я вас опять уговариваю. Пойду...
Костров нервно дернулся под простыней.
— Присядь.
Андрей неохотно опустился на стул. Костров поерзал под простыней и вдруг, впервые за все это время, присел на кровати. Подтянул подушку вверх к спинке и привалился к ней.
— Наверное, ты прав. — Голос его нервно срывался. Он опять облизал губы. — Сказать тебе я обязан...
Андрей молчал, сосредоточенно разглядывая ногти левой руки.
— Только не думай, что за себя боялся. Все куда сложнее. Да, я видел, как стреляли в твоего отца. Видел глаза того... убийцы... Но, клянусь, сам узнал о сути дела только вчера...
— Как так? — удивился Андрей.
— Брат у меня, Михаил. — Признание давалось Кострову непросто. — Брат у меня. Он рассказал.
— Что именно, дядя Ваня?
— Все, до подробностей.
Костров сполз на кровать, улегся, поправил подушку и натянул до подбородка простыню.
— Все, Андрюша, не могу. Не имею права. Я тебе дам адрес Миши. Съездишь к нему. Он все сам расскажет...
25 апреля. Четверг. г. Придонск
«Железка» — так в Придонске именовали автомобильный рынок, тем самым отличая его от «толчка», где торговали промышленными товарами, от просто «базара», который специализировался на продукции сельского хозяйства, и от «вернисажа», где продавались поделки художников, резчиков по кости и дереву, скульпторов, ювелиров; где собирались любители контрабанды, привезенной сюда из неведомого оттуда и предназначенной для переброски отсюда в неведомое туда.
Серый пустырь, на котором еще в советское время собирались заложить новый рабочий микрорайон, демократическая власть обратила в арену предпринимательства и отдала землю в распоряжение перекупщиков, спекулянтов, мошенников, рэкетиров.
По воскресеньям весь дальний Кавказ слетался на «железку» на крыльях огромных денег и, поживившись за русский счет, уезжал назад на новых «колесах». В остальные дни правили порядок на «железке» местные рэкетиры, которых придонцы именовали «ракетчиками».
Ранним утром, чтобы захватить местечко поудобней, Андрей и Катрич прикатили на «железку» для ловли Акулы. Они выбрали позицию в самом центре огромного пыльного пустыря, ставшего для города символом новой эпохи. Договорившись о том, как действовать, Катрич ушел в засаду. Андрей, постелив на капоте машины холстину, выложил на нее запчасти, прихваченные из гаража, и стал разыгрывать роль «лоха» — наивного, впервые занявшегося бизнесом простака. Впрочем, так ведь оно и было на самом деле. Именно «лохи» — лопоухие и беспомощные «пескари», заплывавшие в мутную воду «железки», привлекали местных «окуней» и «щук». Появление хищников не заставило себя ждать.
Уже минуты через три после того, как товар был выложен, появился разведчик — парень в ярких цветастых шортах, с гривой нечесаных сальных волос, рассыпавшихся по плечам. Он подошел пружинящим, легким шагом, этакий вертлявый гуляка.
— Продаешь? — спросил он вкрадчиво, почти доброжелательным голосом.
— Ну, — буркнул Андрей с нарочитой грубостью. —Чего б я это выложил?
— А за место платил?
— Ну, — сказал Андрей. — Еще при въезде.
— В первый раз? — спросил парень сочувственно. — Тогда учти, здесь еще платят за безопасность. Иначе возникают разные неприятности. Подойдут «ракетчики», ты им заплати, не ломайся. Спокойствие того стоит. Любишь свою тачку? Так вот, могут попортить.