Бондаренко Ольга Ивановна
Обещала мамке назвать Настенькой
Обещала мамке назвать Настенькой.
Равномерно стучали колёса поезда. Настроение неважное, что там неважное, отвратительное. Позади осталась Москва и Московская область. Казалось, природа за эти годы, что женщина прожила в столице, нисколько не изменилась. Глядя в окно, Рая, как и много лет назад, испытывала желание выбежать из поезда, сорвать интересный цветок, понюхать лиловые кусты Иван-чая, рассмотреть повнимательнее промелькнувшее растение.
Вот за окнами проплыл город с дурацким названием Тар-ск. Несколько лет назад он был грязным городишкой. Она помнила свое впечатление от него: облезлый вокзал и точно такой же облезлый солдат ходил по перрону и цокал плохо начищенными сапогами. А Рая радовалась - она спешила в Москву. Теперь город приукрасили, зато настроение у Раисы было самое облезлое, и она покидает большой город. А ведь не стала Россия за эти годы хуже. Вид за окном подтверждал это. Почему тогда жизнь Раи дала сбой? Сама виновата: не сумела разглядеть истинные ценности, на мишуру позарилась.
Раиса возвращалась в родные места. Решение это ей далось нелегко. Настроение было самое паршивое. Все вызывало раздражение. Вот влюбленная парочка, целуются. А потом, Раису передернуло от отвращения, девица выдавила прыщик у своего возлюбленного и поцеловала это место. Господи, как противно! Влюбленная парочка невольно привлекала внимание всего вагона: он в белых шортах, со стороны, совсем мальчишка; она в модном топике с голым пузом, мясистые губы, толстый нос. Неприятная. Рая отвернулась.
-- Меня сегодня все будет раздражать, - сказала она сама себе. - Буду-ка я лучше спать.
Раиса начинала новый этап своей жизни. Ей уже скоро тридцать лет. Но, надо отдать должное, выглядит она, несмотря на все неудачи и трагедии, весьма неплохо. Яркая брюнетка со спортивной фигурой, выразительные, живые карие глаза, модная короткая стрижка, чёрные волосы с каштановым отливом. Мужчины оборачиваются на улице.
Лёжа на верхней полке плацкартного вагона и слушая перестук колёс, в который раз женщина начала перематывать в голове свою жизнь, то ли удачную, то ли неудачную, но насыщенную событиями.
Родители.
Родилась Рая в большой сибирской деревне Ивинке, отдалённой от дорог и цивилизации, населенной, в основном, бывшими заключёнными. Не преступниками, политическими. Коренные жители там были, только их было меньше, чем поселенцев. Мать была из местных. Красивая крупная статная девка. Вышла замуж за тракториста, родила двух сыновей с перерывом в пять лет, Андрея и Аркадия. Муж попался хороший, пил только по праздникам, не обижал. Привел в порядок старый дом, подвел фундамент, построил стайки для скота. Хорошо жили, состоятельно. Но, наверно, на роду не было написано счастья Анастасии. Утонул муж, переплывая холодную сибирскую реку. Даже тела не нашли. Осталась женщина с двумя детьми. На новое замужество надежды не было. И когда в их дом определили на постой бывшего заключённого, старики-родители, присмотревшись к нему, сказали дочери:
-- Вот что, Настасья, человек он неплохой, серьёзный и немолодой уже, выходи за него. Это твоя судьба. Не то век тебе быть вдовой. А другой тебе доли никакой нет.
И Анастасия согласилась, хоть и был намного старше её Николай Артемьев. Какой ей ещё здесь ждать доли?
Николай был из политических. Впервые он угодил за решётку сразу после войны. Родом был из Белоруссии. В сорок первом, выходя из окружения, под Киевом попал в плен. Освободили из плена в апреле сорок пятого и тут же дали новый срок. Проследовал этапом он из немецкого концлагеря в русский. Вышел на поселение, спустя десять лет. Север, потом Сибирь, края суровые, но затягивают людей. Так и Николай привык к этим местам, полюбил суровый климат, богатую природу. Прожил он несколько лет в разных деревнях, потом попал в Ивинку, где ему ещё и Анастасия подвернулась. О возвращении в Белоруссию и не думал, хоть и остались там могилы родителей и жена с дочкой Райкой, которую он и не видел.
Жили Анастасия с Николаем неплохо, мальчишки его любили, батей звали, он их тоже не обижал, считал сыновьями, а спустя десять лет, когда уж немолодыми были они с женой, родилась у них девчонка. Райкой назвал её отец, тосковало всё-таки его сердце по оставленной в Белоруссии дочке.
Райка росла как все деревенские дети: никто за ней особо не приглядывал, бегала, сколько хотела, ела, что давали, одеждой тоже не баловали, а обувью тем более - все лето босиком. К концу августа пятки покрывались толстым панцирем, и если бы не наступающие холода, а потом и школа, то вполне заменила бы кожа подметки на ботинках.
Помогала девчонка матери по хозяйству. Поросят утром выгоняла за ворота. Их никто не пас в их глухой деревне, особо не кормил, свиньи шлялись по всей округе, подъедая все съедобное. Сала нагуливали мало, но никогда и нигде в жизни более вкусной свинины Райка не ела. Собирала яички, лазила по всем углам, когда подросла, научилась доить корову. Уже маленькой девочка поняла, что тяжел крестьянский труд, что в городе лучше и легче живут люди. Мечтала: вырастет и уедет отсюда навсегда.
Когда Райка пошла в первый класс, решила, что станет тоже работать в школе. У учительницы руки чистые, мягкие, все с ней здороваются, слушают её. Вон Аркашка что-то неуважительное про свою преподавательницу сказал, батя и слушать не стал, ему затрещину отвесил.
Райкина первая учительница, Людмила Сергеевна, совсем молодая, вчерашняя студентка, родом была из Ленинграда. Она добровольно выбрала Сибирь местом работы. Крупная, полная, уверенная в себе, новая учительница быстро нашла общий язык и с детьми, и с местными жителями. А Райку любила особо, потому что положила глаз на её старшего брата Андрея. Райка служила связной - записочки носила от брата учительнице и наоборот. Надо сказать, Людмила добилась своего, через год она и Андрей поженились, а ещё через два уехали в Ленинград на постоянное жительство.
Несколько лет Людмила была Райке образцом для подражания.
-- Вот вырасту, тоже буду учителем, - говорила Райка матери. - Как Люда наша.
-- Это хорошо, - соглашалась мать.
Когда Райка училась в восьмом классе, заболела мать. Всё сначала бок побаливал. Невмоготу стало, обратилась к врачам. Те только руками развели:
-- Где ж ты раньше была? Рак у тебя.
Прилетел старший сын, забрал мать в Ленинград, но и там не обнадёжили. "Немного ей осталось", - сказали врачи. Услышала приговор Анастасия, запросилась в деревню.
-- Умирать домой поеду, в деревню, - сказала женщина. - Там меня и похороните.
Сначала по возвращении матери стало легче. Она сходила к бабе Лизке, местной знахарке, умной и мудрой старухе. Та дала травок, рассказала, как заваривать, и велела мочу пить. Мать и травы заваривала, и мочу пила. Отлегли немного боли. То ли травки помогли, то ли уверенность в своих силах внушила баба Лизка. Только все радовались: выздоравливает Анастасия. В это время решил жениться средний сын, Аркашка. В жены он выбрал грубоватую, горластую, языкастую Наталью Шарикову. Многим в деревне она не нравилась. А мать сказала:
-- Наташка орет много, но еще больше работает. А совести у неё на всю деревню хватит. Люди же только язык её видят. Женись, сынок. Хоть ты будешь пристроен. Да и Райку не даст Наташка бросить, когда помру.
-- Мам, ты вроде жить начала, - возразил сын.
-- Начала, начала, - согласилась Анастасия.
Это было последнее радостное событие в жизни матери. Весной, доставая из подпола картошку, охнула, схватилась за бок и слегла окончательно. Приходила баба Лизка, пошептала, мать немного успокоила, а бате сказала: