Моя легенда была такой соблазнительной! Военный, отставник по состоянию здоровья. Служил в общевойсковой части под Днепропетровском, в аккумуляторной. Там притравился испарениями щелочи, заработал серьезное повреждение верхних дыхательных путей. Организм был уже ослаблен, когда исхитрился подцепить палочку Коха. Теперь демобилизован и деморализован. Жена ушла к старшему по званию, более перспективному и физически здоровому офицеру, дети остались с ней. А я, бедный, живу тут, в Гродине, городе детства, вместе с мамой. Все, что ценного у меня есть — этот «Форд», а крыши у меня нет и вступиться за меня некому.
Про них я узнал, когда убили отца моего знакомого, почти друга, если обо мне вообще можно сказать, что я имею друзей. Парень тот учился со мной в одном классе, и я часто бывал у него в доме. Особенно, после всего что случилось, когда мне было пятнадцать лет. Тогда его мама каждый день звала меня к обеду, а его отец не забывал поговорить со мной на всякие интересные для подростка темы. Вспоминая это, я даже думаю, что Сережка ревновал своих родителей ко мне.
А недавно Александра Григорьевича Полчанинова убили. Ему уже было лет шестьдесят семь, но машину он водил очень уверенно. Иногда подтаксовывал. В тот вечер возвращался с дачи и уже в городе взялся подвезти двоих молодых парней. Тот, что сел назад, накинул Александру Григорьевичу леску на шею и притянул ее, пока не сильно. Парни велели отцу моего друга везти их к кругу на выезде из Гродина. Не доезжая до круга метров сто пятьдесят, велели тормознуть. Он остановился. В его машину сели еще двое. Надо сказать, что машина у Полчанинова была серьезная — ГАЗ-24. Ухоженная и чистенькая. Когда те, другие двое, сели, водитель стал просить отпустить его живым. Он понял, что это все, конец, но надеялся еще выйти из заварушки живым, оставив им машину. Парни рассмеялись ему в лицо. Они приказали ехать за город, потом свернуть на проселочную дорогу и там остановиться.
Что чувствовал пожилой человек, ведя свой автомобиль к месту своей казни? Думаю, смертельную тоску и ужас. Там, на маленькой поляне в Объездном лесу, парни выволокли Александра Григорьевича из его любимой машины. Сначала эти садисты выкололи ему глаза... Вы понимаете? Они издевались над беспомощным человеком! Им это было приятно! Убивали его долго, со смаком. Десять ножевых ран.
Но в стареющем организме оказался мощный запас сил. Может, все раны пришлись не на жизненно важные органы, а может, и я верю в это как в «Отче наш», судьба хотела, чтобы я узнал все, что знал о своем собственном убийстве Александр Григорьевич Полчанинов. Убийцы бросили его, решив, что он уже мертв. После их отъезда он очнулся и, испытывая ужасные страдания, выполз на дорогу. Неизвестно, как он ориентировался, будучи совсем слепым. Через некоторое время на дороге появилась машина. Окровавленного мужчину нашел водитель бежевой четверки. Он положил Полчанинова на заднее сидение и собрался везти его в больницу, но Александр Григорьевич велел ему не спешить. Преодолевая боль и с трудом борясь с обмороком от потери крови, умирая, он рассказал что случилось и постарался назвать приметы бандитов. Все, что сумел запомнить. Он умер, не доехав до больницы.
А я узнал, что парень, который сидел на месте рядом с водителем был очень молод, лет восемнадцати. Черноволосый, высокий, с лицом, изъеденным оспой. Одет в черную кожаную куртку и черные брюки. Заикается. Дружок называл его «Черныш».
Парень, что сел с ним вместе и душил Полчанинова леской, был блондин с бородавкой на щеке. Одет во что-то темное. Голос низкий и всегда недовольный. Он возражал против всего, что говорили подельники, кроме, понятно, убийства. Кажется, звали его Ваней.
Двоих других Александр Григорьевич запомнил плохо. Они слились в единое целое — черная угрожающая злая сила. Только и вспомнилось — перстень на безымянном пальце левой руки у одного и присказку другого: «Ё-моё, дерьмо моё!» Прозвищ или имен Полчанинов не запомнил.
Милиция, помню, совсем не суетилась, разыскивая это быдло. Никого из семьи даже не вызвали, чтобы поговорить. Я бы обязательно поспрашивал родственников о том, о сем. Пусть только для галочки, пусть только чтобы успокоить видимостью расследования. Я бы еще поговорил с соседями по гаражу. Они могли бы рассказать какие-нибудь особые приметы «Волги» Полчанинова. Ведь ее будут разбирать и продавать или не разбирать и продавать.
Словом, мне стало ясно, что это Дело для меня. Описывать страдания семьи Полчанинова я не могу. Это уже слишком! Скажу только, что боль вдовы Александра Григорьевича стала самым важным аргументом для принятия моего решения. И для того, чтобы выдержать три месяца работы без прикрытия. Каждый раз, когда становилось невмоготу таскать на своем теле лишние килограммы, красить волосы под седину, носить пегую небритость и плакаться на жизнь, я думал о пирогах Зои Федоровны Полчаниновой. Капризы как рукой снимало.
Правильно сказать, бесполезно я провел не три месяца, а два с половиной. Когда стало ясно, что бандиты на меня не выйдут сами, я решил копнуть немного глубже. И нашел массу слабинок в своем капкане. Во-первых, зачем я сунулся к таксистам? С чего мне взбрело в голову, что бандиты «пасут» таксистов? Таксисты все друг друга знают, часто встречаются в городе, видят, кого везет коллега, в каком направлении. И ведь никто из моих новых знакомых от нападений не пострадал. Да и таких случаев среди них не было. Бывало, нападали, но обычно только забирали выручку. Или выманивали из машины и угоняли ее. Одного таксиста просто двинули по черепу, он отключился на минуту, а очнулся у обочины. Сильно не пострадал. Так, шишка большая. Даже тачку вскоре нашли. Подростки, напавшие на таксиста, покатались на угнанной машине, получили свой адреналин и свалили. Их не поймали, но и нападение на повторялось. Во всяком случае, нападение именно на таксиста. Так почему же я решил таксовать?
Да и Александр Григорьевич не выставлял на крыше своей «Волги» оранжевый фонарь с шашечками. М-де! Привык паутины ткать, а шевелиться не привык, поэтому и простой получился!
Тогда я изменил тактику. Ребятам сказал, что работу себе нашел постоянную. Буду торговым представителем в одной фирме. Там нужны такие как я, с личным автотранспортом. Эта легенда была на случай, если встречу кого-нибудь в городе. Теперь мне надо было крутиться там постоянно. Маршрут я выбрал именно тот, по которому следовал Полчанинов в день смерти. От западного въезда в город к центру. Подолгу стоял на остановках, подвозил людей, но старался надолго не отлучаться. Особенно часто утюжил тот отрезок пути, где подсели к отцу моего друга те двое. Черныш и Ваня. Ваня и Черныш. Ну, где же вы? Или не кончились еще деньги за «двадцать четвертую» убитого вами мужика? Того, который так забавно кричал, когда вы выкалывали ему глаза.
От ожидания злость, кипевшая во мне, начала перерождаться в холодное и неукротимое бешенство. Я даже не думал, что сделаю с ними. Я не мог уже думать. Вспоминал только те давние разговоры по душам, сдержанную доброту, спокойную поддержку, редкую улыбку. Нет, нельзя прощать, нельзя забывать, нельзя искать оправдания своей пассивности в своей слабости. Пусть Сережка ждет, что негодяев поймают и будут судить по справедливости, по закону. Я не могу, не должен.
Кажется, это был уникальный эпизод еще и потому, что я хотел отомстить конкретным людям за близкого мне человека.
— Эй, б-батя, подвези к учхозу!
Задумавшись, я не сразу понял, что это мне. Но встрепенулся и поднял голову. Прямо на меня смотрел Черныш. Такой как я представлял себе, такой каким он мне снился. Невольно улыбнулся ему как родному.
— Садись, сынок, — сказал я хрипло. Голос звучал великолепно, по легенде об отравлении парами щелочи. Недаром я курил как паровоз и полоскал горло крепким раствором йода. Полоскание обжигало слизистую, и в горле жутко клокотало при каждом слове.
— Да я с б-братаном, блин! Эй, Васька, иди, блин, п-поедет он!
Ага, Васька, значит. Чудненько. Мне вдруг стало хорошо. Ребятки сели. Все как надо, как надо! Черныш рядом со мной, а Васька назад. Сейчас будет леска.