В те далекие пятидесятые годы я, что называется, сидел на двух стульях: заведовал лабораторией научно-исследовательского института и был старшим научным редактором научно-популярной библиотеки Государственного издательства технико-теоретической литературы.Во второй своей ипостаси и познакомился с Ари Абрамовичем Штернфельдом. В энциклопедии о нем сказано: "... Один из пионеров космонавтики, доктор технических наук honoris causa АН СССР... Международные премии Эно-Пельтри-Гирша по астронавтике (1933) и Галабера по космонавтике (1962)".Говорят, - жизнь полосатая. Судя по всему, Ари Абрамович, французский еврей-коммунист, эмигрировавший перед войной в Советский Союз и надолго отлученный от космоса, переживал темную полосу. Рукопись его книги "Межпланетные полеты" второй год лежала в издательстве без движения. Наконец, ее дали мне.Научно-популярный жанр не так прост, как кое-кому кажется. Уже будучи автором трех научно-технических книг, я, по договору с тем же Гостехтеориздатом, написал брошюру "Пьезоэлектричество". Рецензировала ее Клавдия Васильевна Шалимова, впоследствии доктор физико-математических наук, женщина необычайно эрудированная и едкая, словно концентрированная серная кислота. Ее отзыв был уничтожающим. Заведующий редакцией научно-популярной литературы добрейший Владимир Андреевич Мезенцев, обращаясь к тому, что от меня осталось, участливо сказал:- Воля ваша, но, по-моему, переделывать не стоит, зря потратите время.На переработанную рукопись та же Клавдия Васильевна дала диаметрально противоположную по смыслу рецензию. Брошюру издали, а меня пригласили на работу в издательство, очевидно полагая, что человек, способный отредактировать свою соб-ственную безнадежную книжку, сумеет сделать то же самое с чужими.Как специалист по "безнадежным" рукописям, я и подключился к "Межпланетным полетам*.И вот работа завершена. Впервые встречаюсь с автором. Внешне он напоминал древнего (не по возрасту, а по эпохе) ассирийца с гривой седеющих черных волос, пышной бородой, высоким лбом, выпуклыми глазами-маслинами. Добавьте к этому наушник слухового аппарата, быструю нечленораздельную речь, активную мимику, и вы получите мое первое впечатление об Ари Абрамовиче.Штернфельда сопровождала жена - тихая, не заметная на его фоне женщина. В ее отношении к мужу было что-то материнское. Она по-сушеству служила переводчицей: несмотря на слуховой аппарат Штернфельд не понимал меня, а я, в свою очередь, не мог приспособиться к его речи (Ари Абрамович говорил с сильным акцентом, усугублявшимся привычкой перебивать самого себя). И здесь я допустил непростительную для профессионального редактора оплошность. Правка была настолько обильна, что не оставалось буквально живого места. Если бы я предварительно отдал рукопись на машинку и показал Штернфельду чистенький машинописный экземпляр, все бы обошлось как нельзя лучше. Но перед Ари Абрамовичем было его детище, подвергнувшееся чудовищной вивисекции, - так ему, по крайней мере, показалось. И Штернфельд, издерганный преследовавшими его в то время неудачами, буквально взорвался... До сих пор эта сцена у меня перед глазами...Затолкав смятые листы рукописи в портфель, он выбежал, крикнув что-то вроде: "ноги моей здесь не будет!" Назавтра я услышал в телефонной трубке голос его жены.- Приносим извинения, - сказала она. - Ари Абрамович прочитал рукопись и остался очень доволен ...Мы еще не раз встречались, - автор книги оказался милым приветливым человеком. А когда "Межпланетные полеты" увидели свет, я пожучил экземпляр с трогательной дарственной надписью, начинавшейся словами: "Долгожданному редактору этой книги..."Вот пишу и думаю: "а как я прореагирую, когда редактор "Прикосновения" перекроит выстраданное мною?" Скажу честно: не знаю...