Готье был рослым широкоплечим малым со строго очерченным, «медальным» лицом и хорошо подвешенным языком. Он мог уболтать любую девицу. Впрочем, они и сами слетались к нему, как пчелы на мед.
Некоторые мужья знали о проделках своих жен, но даже самые отчаянные ревнивцы боялись иметь дело с Большим Готье. Он был здоров, как бык, и мог сломать любого.
– Жду вас с самого утра! – заявил Готье. – К барьеру, мсье, к барьеру! Сегодня я преподам вам урок обращения с кулачным щитом – баклером[7]. Я уже все подготовил, вот ваш учебный меч – и к делу, мсье, к делу!
Этот меч был гораздо тяжелее баселарда[8], подаренного Эсташу отцом на пятнадцатилетие. Так решил Большой Готье.
«Когда придет время драться по-настоящему, баселард покажется вам легким прутиком, – сказал он, вручая Эсташу затупленную болванку без острия, выкованную местным кузнецом из простого железа, которая лишь отдаленно напоминала меч. – А еще мы утяжелим доспех. Я заказал пояс с карманами, куда положим свинцовые пластины. Это еще добавит вам выносливости».
Бедный Эсташ изнемогал под тяжелым грузом, тем не менее от природы упрямый, сражался, словно одержимый, нередко кусая губы до крови, потому как временами было просто невмоготу махать тяжеленным учебным мечом, который казался ему гирей. А Большой Готье гонял его безбожно, лишь посмеиваясь над красным, как вареный рак, юнцом.
Временами Эсташ начинал его ненавидеть, но, приняв омовение после учебного боя и чувствуя приятную легкость во всем теле, благодушно прощал своему наставнику его чрезмерное усердие.
Результаты стараний Большого Готье были налицо. Эсташ легко побеждал Жоффруа, хотя раньше сын потомственного рыцаря Гийома де Люси был на голову выше него. Ведь другу дали в руки легкий учебный меч, едва тот встал на ноги.
А у сеньора Гийома особо не забалуешь, он учил Жоффруа всем рыцарским премудростям с младых ногтей. Притом так ретиво, что бедный мальчик готов был волком завыть, ведь занятия начинались с раннего утра и часто длились до вечера без выходных, а иногда и по праздникам.
Жоффруа блаженствовал только последний год; теперь у него появилась уйма времени. Правда, не от хорошей жизни. Сеньор Гийом слег и лекарь по секрету шепнул Жоффруа, что дни отца сочтены.
Нанять учителя фехтования не было никакой возможности – семья де Люси была в таком же состоянии, как и семья Баскетов. Фамильные поместья едва сводили концы с концами, и поправить дела не смог даже новый управляющий-валлонец, нанятый сеньором Гийомом незадолго до его болезни.
– Ну что, начали? – спросил Большой Готье, привычно помахивая такой же болванкой, как и та, что была в руках Эсташа.
Подросток невольно поморщился, вспомнив, с какой силой может молотить по щиту его наставник. Так это по большому, достаточно крепкому. Эсташ покосился на крохотный баклер в своей левой руке и лишь горестно вздохнул; да уж, сегодня ему придется точно не сладко.
– Баклер нынче входит в моду, – начал свою «лекцию» Готье. – Как по мне, так он в бою бесполезен. Лучше вооружиться мен-гошем[9], ежели щит превратился в хлам. Но в поединке чести, один на один, баклер может быть незаменим. С ним легко обращаться, а удары он держит не хуже большого щита. Итальянские дворяне не мыслят себе жизнь без баклера; это нужно учесть, ведь нарваться на горячего сеньора проще простого. Любой из них, не думая, сразу хватается за меч. Учтите это, мсье. Щиты они носят всегда с собой, на ремне или на крюке у пояса.
Эсташ кротко кивнул головой, поправил шлем-капеллину[10], и занятия начались…
Глава 2. Гасконец
Сеньор Бодуэн Баскет принимал своего доброго знакомого – арматора[11], торговца, капитана и, по удобному случаю, пирата Пьера Фарино. Обед был накрыт богатый.
Кроме даров моря, которые появились на столе пэра благодаря Эсташу, подали очень вкусную отварную колбасу из Камбре с луком-пореем и острым соусом, петуха в пиве с шампиньонами и луком в сметанном соусе, тушеного кролика с черносливом, салат из маринованной сельди под соусом из яблочного сидра, лука и сливок, горячий «вельш» из сыра, темного пива, ветчины, хлеба и жареных яиц, медовые фламандские гофры, несколько видов пирогов с разной начинкой, великолепный, хорошо подрумяненный белый хлеб с пылу с жару, душистый до невозможности… И главное – превосходное монастырское вино, бочонок которого подарил пэру знакомый настоятель обители.
В общем, повар Жак Бретонец не ударил в грязь лицом.
Разговоры вращались вокруг да около морских дел. Пьер Фарино пока еще не знал, какой «подарок» в лице своего сына-шалопая, которого надо обучить морским премудростям, приготовил ему пэр. Конечно, он понимал, что приглашение на обед к такой знатной, по меркам Булони, персоне – это неспроста. Но капитан думал, что сеньор Бодуэн Баскет опять затевает какое-то торговое предприятие, и мысленно открещивался от него.
Дело заключалось в том, что все начинания пэра на торговом поприще обычно заканчивались фиаско. Это происходило регулярно. Сам капитан едва не разорился, согласившись однажды на авантюру Бодуэна Баскета.
Естественно, отказать такому знатному господину было себе дороже, ведь семья Фарино проживала в Булонь-сюр-Мер, который находился всецело во власти пэра. Но и рисковать своим будущим у капитана не было никакого желания, хотя он понимал, что сеньор Баскет все равно от него не отстанет; он был прилипчив, как смола.
Чтобы немного оттянуть время главного разговора, Пьер Фарино заливался соловьем. Он сетовал на «береговое право», этот бич всех капитанов, которые плавали в Ла-Манше.
– …Между прочим, в 1179 году на Латранском соборе святые отцы постановили отлучать морских грабителей от Церкви. И что? А ничего! Этот закон остался мертворожденным. Изверги, которые заманивают корабли на отмели и прибрежные скалы, спасшихся при кораблекрушении лишают права выкупа, а то и убивают.
Капитан горестно вздохнул и промочил сухое горло добрым глотком вина.
– И все равно грабежи севших на мель судов продолжаются! – сказал он с горечью и оторвал куриную ножку. – Законы «Олеронского морского права» строго карают грабителей морских побережий, но грабежей меньше не стало. Морских мародеров время от времени публично казнят, но это их не пугает.
Сеньор Бодуэн Баскет промолчал. В этот момент он подумал не без сожаления, что его поместья находятся слишком далеко от береговой линии.
На протяжении многих веков кораблекрушения у берегов Европы являлись неиссякаемым источником обогащения их обитателей. Ценный груз купеческого судна, разбившегося на камнях, мог обеспечить процветание многим семьям на целые годы; одно кораблекрушение богатого «купца» часто изменяло судьбу обитавших на берегу моря жителей, делая их зажиточными. И естественно, самые ценные пенки снимали владетельные сеньоры, которым принадлежала местность, где корабль сел на мель.
Дошло до того, что один нормандский священник, разгневавшись на своих прихожан за несвоевременный взнос церковных денег, в своей проповеди укорял жадин и доказывал, что Господь в наказание за их нерадивость вот уже двенадцать лет кряду не посылает на берег его прихода ни одного кораблекрушения.
Промысел заманивать корабли на скалы и грабить груз особенно процветал на юго-западном побережье Англии. Скалистые мысы Данженес, Бичи-Хед, Порт-ленд-Бил, Лизард и Лендз-Энд были настоящими кладбищами кораблей. Жители южного побережья Англии имели мрачную репутацию грабителей погибающих на скалах судов.
Но особой изобретательностью в деле грабежа отличались обитатели островов Силли. Расположенные в двадцати восьми милях к юго-западу от мыса Лендз-Энд, они включал в себя сто сорок пять островов и больших скал, из которых только шесть были обитаемы.