Ночью Кирилл спал отвратительно — решение всё никак не принималось. К тому же за меховыми стенками полога начала портиться погода — похолодало, поднялся ветер, правда несильный. Утром учёный испытал изрядное облегчение, услышав, что его «друг» Чаяк совершенно точно знает, что делать дальше: нужно отправиться на место вчерашней битвы. Аргументы Чаяка были просты.
Менгиты напали на таучинов, а те их побили — во всяком случае, заставили отступить. Это — победа, это — праздник. А какой же таучин не любит праздников?! Кроме того, к победе этой мы неслабо руку приложили — за то нам полагается немалая толика почестей, и надо их принять. Да и добычей похвастаться не помешает — богатство для того и нужно, чтоб им хвалиться! Тем более что там, на берегу, собрались люди из многих посёлков и стойбищ, так что каждое слово, сказанное им, вскоре будет известно всей тундре.
Пока молодёжь сворачивала лагерь, Чаяк развлекал Кирилла рассуждениями о том, как лучше им ехать. Возвращаться по ущелью обратно на морской лёд довольно хлопотно — спуск с грузом и по ровному-то месту обычно труднее подъёма. Кроме того, там можно нарваться на менгитов или их прихлебателей-мавчувенов. Лучше двигаться вверх по долине вглубь берега — может быть, там удастся перебраться через речку, перевалить через горный хребет, совершить ещё кое-какие мелкие подвиги и в итоге подъехать к стойбищу с юга. Это совсем недалеко — при благоприятном раскладе завтра к вечеру будем на месте.
Кирилл согласно кивал и мысленно усмехался: «Мели Емеля — твоя неделя! Отсюда до цели по прямой и двадцати километров не наберётся, а он задумал объезд в добрую сотню километров. Спрашивается зачем? А всё за тем же — богатые становятся трусливыми, поскольку им есть что терять. Случись боестолкновение с кем-нибудь, нам придётся расстаться с добычей, а этого ой как не хочется! По-хорошему надо бы посмотреть, что там делается на море... А, ладно — никто никуда не денется, только время зря потеряем!»
Места эти Чаяку были известны — в том смысле, что данным маршрутом он раньше хоть и не ходил, но в окрестностях бывал, рассказы людей слышал и, соответственно, как и куда надо двигаться, представлял чётко. Кирилл этому уже не удивлялся — таучины, как и большинство кочевников, в пространстве ориентируются прекрасно. Другое дело, что угадать, какая по пути будет снеговая обстановка, в точности не может никто — слишком много факторов на это влияет. В общем, для Кирилла большая часть пути выглядела бесконечным и как бы беспорядочным блужданием по лабиринтам скал и снежных наносов — солнце скрылось за тучами, так что составить представление о времени и общем направлении движения было невозможно. В конце концов, они куда-то выбрались — на открытое и довольно ровное пространство. Усталый, но довольный, Чаяк сказал, что стойбище находится вон там — от силы полдня пути. Многочисленные следы на снегу это подтверждали — в том направлении недавно прошло много людей и оленей.
Путники расположились на ночлег, и Кирилл вновь обнаружил, что не может уснуть — как-то уж очень тревожно завывает ветер, слишком громко всхрапывает Чаяк, подозрительно ворочается на своём месте Палёный, не слышно шагов Тгаяка, которому выпало дежурить первому... В общем, всё как-то не так. Учёный долго размышлял над этим «всё» и пришёл к выводу, что дело в нём самом — что-то он сделал неправильно, какую-то допустил ошибку. Или, может быть, только собирается допустить?
Утром Кирилла разбудили тревожные голоса. Он торопливо оделся и выбрался из полога — к их стоянке приближалась толпа...
По широкой долине, по истоптанному снегу брели люди — группами или в одиночку, с грузом на плечах или налегке. Кто-то тянул за собой нагруженные нарты, кто-то понукал запряжённого оленя. Холодный, пронизывающий до костей ветер дул им в спины, прямо над головами гнал низкие тяжёлые клочья не то облаков, не то тумана. «Господи помилуй: женщины, дети, подростки... Мужчин нет... Что? Что случилось?! Спокойно, Кирюха, спокойно — ты ведь уже догадался, правда?»
Они приближались, но ни радостных криков, ни просто приветствий — как слепые или уже мёртвые. Кирилл накинул капюшон, затянул ремешки ворота и стоял лицом к ветру и этим людям. Стоял до тех пор, пока один из них не подошёл совсем близко и, покачнувшись, не сел на снег. Учёный шагнул навстречу, опустился на колено и стал всматриваться в бурое морщинистое лицо с жидкой седой бородкой. А старик посмотрел на него:
— Не знаю тебя... Ты кто?
— Люди зовут меня Кирь. Со мной Чаяк, его сын Тгаяк и... — Кирилл перечислил имена спутников.
— Чаяк... Знаю Чаяка — бродяга... И отец его был таким же... — Старик вдруг поднял веки и уставился на учёного раскосыми выцветшими глазами. — Помоги мне... Кирь! Помоги: такова... моя... воля! Или пусть Чаяк... Не могу сам...
— Мы поможем тебе, воин, — твёрдо заявил подошедший Чаяк. — Мы поможем. Только скажи нам, что случилось с вашими людьми в «нижней» тундре? Мы ехали к вам в гости!
— В гости... Вернись на свой след и забудь сюда дорогу!
— Говори, друг, говори! — потребовал Чаяк. — Менгиты? Расскажи о них!
— Да... Пришли по морю — много, очень много. Думали, кочуют. Однако воевать начали. Через воду прошли. В ряд встали, огненным громом стреляли. Люди бились с ними. Обратно в воду прогнали — менгитов прогнали, мавчувенов прогнали — хорошо бились люди! Ночью воды не стало — лёд один. Мавчувены пришли. Кричат, русские воевать не будут больше. Подарки принесли — котлы железные, ножи, бусы... На землю сложили, кричат: приходите к менгитам, что хотите берите. Кричат: воевать не будут больше, всё отдадут, что людям понравится. Только на берег их пустите, не убивайте всех.
— Вы им поверили?! — не удержался Кирилл.
— Люди смеялись. Пятерых ченгучей (рабов — самых малоценных членов общества) к русским послали. Ченгучи вернулись, подарки принесли. Сказали, что вкусно ели, горькую воду пили и веселились сильно.
— О, боги мои!..
— Тогда люди к ним пошли. Все «сильные» пошли. Бегом бежали — кто первый, кто возьмёт больше... До плохих времён я дожил, до плохих, — грустно вздохнул старик. — Раньше люди сначала врагов убивали, потом их вещи брали, добычу брали, а теперь...
— Ну, дальше! Потом что было?! Впрочем, почти уже ясно...
— Менгиты ножи длинные достали. Наших «сильных» большими ножами рубить начали... Всех изрубили! Потом на берег пошли. Опять один к одному встали, опять огнём стреляли. Люди своим сказали: вещи берите, детей берите, быстро домой уходите — мы сражаться с менгитами будем. Сражались... «Сильных» совсем мало осталось — кому сражаться?! Менгиты стрелять перестали, копья взяли, ножи длинные достали... Мавчувены оленей ловить поехали... Детей хватали, женщин хватали... Старых убивали сразу... Кто успел, сам ушёл в «верхнюю» тундру — ушёл и детей увёл. Кто в «нижней» остался, те идут куда-то... Зачем? Помогите мне люди — скучно здесь стало!
Старик встал на колени, опустил голову и протянул к слушателям руку ладонью вверх — словно просил подаяния. Кто-то из стоявших рядом коснулся этой ладони костяным наконечником копья. Старик обхватил его и приставил к левой стороне груди. Чаяк подошёл сзади и придержал его за плечи, чтоб тело не качнулось в момент удара...
Кирилл отвернулся, чтобы не видеть финала. И встретился взглядом с Палёным, который стоял сзади. Лука криво ухмыльнулся:
— Побил-таки наш капитан твоих таучинов! И поделом — дураков-то учить надо. Раскатали губу на дармовщинку!
Учёному очень захотелось вышибить пленному немногие оставшиеся передние зубы, но он сдержался:
— По-таучински понимаешь?!
— Не, по-мавчувенски малость разумею, да говор-то сходственный.
— Та-ак... — протянул Кирилл. Что-то внутри у него натянулось, заледенело и вскипело одновременно. — Давай-ка в сторонку, дядя.
Они отошли на несколько шагов, и он продолжил свистящим шёпотом: