Люблю виноград и не люблю вино. Может быть, с годами исправлюсь?
Он сунул в рот большущую сизую виноградину с грецкий орех величиной. Ревский, с улыбкой глядя на него, подумал: «Ни черта ты не исправишься, таким и помрёшь. И боюсь, скорее это будет рано, чем поздно».
Лорка, с любопытством мальчишки пробовавший то один сорт винограда, то другой, спросил:
– А белый что – недозрелый?
– Дозрелый, – успокоил Ревский. Он сидел, опершись локтями на стол, и внимательно смотрел на Лорку. – Просто сорт такой. У него букет хорош.
– И тут букет? – засмеялся Лорка, переключаясь на белый виноград.
– Ну как, Федор? – вдруг спросил Ревский. – Принимаешь командование кикианской экспедицией?
Лорка мельком взглянул на старого космонавта.
– Так ты для этого пригласил меня в гости? А я – то думал – на виноград!
– Принимаешь? – Ревский словно не слышал его шутливой реплики.
– А почему отказался Ким?
– Барма отказался. А Ким не пожелал браться за дело без своего напарника.
Лорка бросил в рот крупную виноградину, раздавил её языком и не совсем внятно проговорил:
– Вот и мне надо посоветоваться со своим напарником, с Тимом. Если он согласится, тогда можно серьёзно обсудить предложение совета.
Ревский помрачнел и угрюмо буркнул:
– Тим не согласится.
Лорка удивлённо взглянул на него.
– Ты так уверен? Почему?
– Твой друг и напарник Тим погиб, – бесцветным голосом сказал Ревский, не поднимая глаз от стола.
Лорка уронил виноградину.
– Что? Что ты сказал?
– Погиб Тимур Корсаков, твой друг и напарник до космосу, – теперь уже жёстко повторил Ревский.
Лорка расстался с Тимом всего два дня назад, он проводил своего друга до трапа баллистической ракеты, которая шла вокруг света с посадкой на Гавайях и Бермудских островах. И вдруг такая весть!
– Теодорыч, – с остатками надежды тихо попросил Лорка, – не надо так шутить, Бога ради.
– Какие, к черту, шутки! – окрысился Ревский, не совладав с собой.
Лорка хотел что-то сказать, но спазма вдруг перехватила горло и скривила губы. Разумом он уже понял и поверил, что Тима – одного из самых близких ему людей во всем мире – больше нет, но сердце бунтовало и верить отказывалось. Это противоборство чувств и мыслей корёжило, ломало психику безжалостнее и горше физической боли.
– Как? – спросил наконец Лорка. – Как он погиб?
– Утонул, – с досадой бросил Ревский, – на Гавайях.
Лорка изумлённо поднял голову.
– Тим? Он же плавал как рыба!
– Такие, как ты и Тим, так вот и гибнут, по-глупому, – угрюмо буркнул Ревский.
– Да, – невыразительно согласился Лорка, – да.
Ревский медленно, словно нехотя, рассказывал подробности гибели Тима.
– Вздумалось выкупаться в шестибалльный шторм. Его пытались отговорить, но Тим все-таки нырнул под набегавшую волну. Тело Тима так и не найдено до сих пор, но спасательный пояс, узкий поясок, обнимающий талию каждого пловца, выбросило на берег. Видимо, Тим перепутал кнопки и, вместо того чтобы включить его, расстегнул.
Ревский говорил, но Лорка почти не слушал его. Что значили эти подробности, когда Тима нет в живых?
Да, Ревский был прав. Люди опасных профессий нередко гибнут не в настоящей, боевой схватке, а вот так, по-пустому. Их трудовая жизнь проходит в особом мире постоянного нервного напряжения, где приходится рассчитывать каждый шаг. И вот такой человек отправляется отдыхать и попадает в совершенно иной мир – отрегулированный, спокойный, размеренный. Разве не естественно сбросить напряжение, расслабиться? А у этого спокойного мира есть свои маленькие, но ядовитые коготки: любовные неурядицы, непрошеная зависть и шестибалльные штормы. Да потом людям героических профессий просто скучно среди зарегулированной, размеренной жизни.