Никто не отменял изворотливость градиента пищевого, растягивающегося по бездне в жизнь длиною,
Стремится хищный глаз и видит жертву во всякой съестности,
Поток стремит в поток, испарение в свет, лучезарево во всякую основу,
Пока не зашевелится душевная смесь, чтоб и выход и вход, и выдох и вдох,
Словно дверь одна в одном вечном хороводе замолвилась скрипом старых петель,
А там новый день изливается прелестью, удивил и избавил от голода трепещущим на крючке деликатесом.
Скрылись утки за холмом, стремя за горизонты, знают утки где тепло,
Знают, что бывает холод, пережили период ледниковый, преисполнив форму потребностью,
Определённо исчерпываясь и стёсываясь о бытие.
Бог пошутил жизнь сотворив, безудержный эволюционный хохот,
Чтоб нечто возникло и хотело ещё в бездыханном полыхающем космосе,
А утки летят, оминают планетарный изгиб, знают как будто, что надо слыть независимостью от угоды материи бездушной,
Чтоб продолжить и на кон положить, что продлилось,
Цикл реактивный жизни, ведь возникнув погаснет, тихонько снижая интенсивность метаболизма,
Не угасает только лишь, что не явилось,
Главное, чтоб хотелось ещё, чтоб хотелось ещё, доколе осилится.
Созерцает бренность мига и зовёт то прекрасным, то ли форма жизни, то ли безобразие.
Низвергнут смысл бытия едва ли возникнув, роем голодных тварей не владеющих мыслью,
Бездумная наглая похоть норовит всё возглавить, но ни знать, ни выведать истину, словно то напор бездыханный хлынувший участью невольной, никем не предписанной,
Подобно камень срывается с обрыва, похоже на жест, но то лишь инерция булыжника поддающегося давлению свыше,
И нисколько не свыкнуться с отсутствием когнитивным, ни созиданию, ни ошибкам,
Ибо так тишина всё разом норовит постигнуть, предопределяя исход неучтивостью,
Но нету и не было в мире этом ничего неподвластного необратимости,
Обращается лишь то, что закономерность постигло, не собой привнесённую, но всё привносящую, сие есть всецелый закон и он однозначен, но окончательно несоизмерим.
Картина длится дальше, воспроизводится, ни остановки, ни границы, только обрывки жизни и её накат, мельтешит плотскою волей и её неряшливостью.
Если б не чайки, море на рассвете не издавало б свист и приятный скрежет, у них сигнальная система ещё от ящеров, это голос прибоя со сладким ароматом и солнцем утро налившим, что в небе пылает пожаром космическим, они кричат, кричат, мы должны преодолеть экономическую зависимость освоения вселенной, чтобы та кормила нас с приростом, а там далеко в вышине новый замкнутый экологический цикл и самовоспроизводство с курортами, где прекрасный вид в безмерность усеянную звёздами. Летать по галактике станет дешевле, когда звездолётов станет много, массовый поток обуславливает скидку издержек, особенно если оттуда хлынет напор достижений с приростом, ибо без того не освоить вселенскую даль, медицина, технологии, ментальность, так чайки кричат и крякают, таков прекрасен рассвет неповторный, сеет тепло по морю и то его топит шурша приятно по ушным раковинам.
Жизнь идёт, планета катится по солнечному пылу, а сюжета нет и нет, но был ли таковой?
Может вовсе и не нужен? Так и обрастает комом стужа вытискивая жар из избытка.
Не лезет из меня романтика последние времена,
Жёсткий материализм запрягает в себя уздами,
Всё бытие стало понятно, не загадка, вокруг оно всячески,
Лишь гляди не мимо и всматривайся, что и как,
В этом нет ни одного подвоха, вся ложь от голода, по большей части умственного,
Когда не хватает чего-то не только снаружи,
Хлещет гормонов напор по нервам, тактику поведения регулирует, но думать не хочет,
Бредущий химический укор от частицы к будущему,
Невольною формой завидует тому, чего не было,
Но ведь быть может свалится на голову поспевшый плод гравитационный или кирпич строительный,
Осторожней слывите под окнами, оттуда на руку скорую выпадают вместе с жизнью прострации тел, вслед за птицами, что промеж земли и неба не у дел сверепеют, орут словно натянута струна, вот вот лопнет слабое место и раздастся треском песня его,
Кто-то дескать, несанкционированность извращенцев приспичила присвоить себе всё, лишь бы не сгорбиться от ноши тревожных пустот,
Что подобно мысли засвистывают от скоротечности жизни, словно стихи возникают лишь от безделья, но безделье порождено не ими, и это навскидку припудренный занятостью мир, по сути лишь привычка к кормилице, целых сонмов выстроившихся в ряды под светилищем, что раздаёт на халяву тепло.
Берите же сколько угодно! Но убогих за душу не берёт, они не смотрят на космос, словно то выкинуть пальцем щёлкнув, а ведь получится наоборот, очень похоже, что кастинг человечеством не пройден, экзамен на скуку никому не по силам сдать даже перед мнимостью господ, а там вечность топит материю взахлёб, пылают звёзды, выдавливают золото, кому б хватило его, но некому душу им преисполнить, ибо преисполнены барахлом, даже не возгласом новорожденным, что вопиет о доблести первозданных жестов, они не от корысти, а за волей ревут на просторы безконечные, что сплетают их из боли и нежности.
Оторвите, оторвите зады от своей ежедневности, иначе свершится срощение и не сможет просвистывать исконное дуновение ветряными порывами между, а черствость, это от неискренности, она заводит в тупик, где привычка видеть подставные подвижки к тяге зыблемой за упоением, ради пищи, ради пищи, чтоб продолжаться непрерывно, ибо не разумом и не логистикой потребствует по жизни алый сок, не помогают магазины избавиться от голода, животное жрёт, пока не сожрёт все возможности, таков скупой биологии закон,
Но пока не сожрали всё, посмотрим, посмотрим, вьётся буйный росток и преисполнен манёвренностью, этим преисполняется жест творчества в жизнь длиною.
А море всё тужится, норовит высказать накипевшее, провозгласить брызгаясь и вспениваясь о том, что таится с несметных времён на сокрытой глубине.
Возвышается волна, не первая и не последняя, она посередине где-то, мчит к берегам,
Не её это вектор, кроме берега не к чему мчать, позыв заставляет восходить над горизонтом, позыв к небесам, бесы из преисподней выгоняют,
Жмут на педали газа, бурлят лавою фразы, извергаются на ветер, лишь только пена шипящая мимолётно сникает,
Нисколько, нисколько не должны они каяться, ни перед павшими, ни перед величавыми,
Не льстит себе невольно возникающее, не задевает гордость драгоценных камней, вода не сама прилегла океанами, такова прослойка накатывающего звёздного шелеста,
А владельцы пластмассовых мер всегда обвинят в чём-то, покуда слабость их гложет, видимо не могут смириться с возвышенностями, это сущностные слизняки, которые не бывают жизнью довольны, от того и сжирают мир, словно яблоко червь, изнутри, изнутри, не разбираясь, что кровью даётся, а что дано не по ним убогим, не по делу извёвшихся, не по сути возникших в очереди поживиться неведомо чем.
Все проблемы человечества из-за попыток утолить прихотливую глупость под видом неопровержимой правильности. На сегодня сие имеет глобальный масштаб и имеет всевозможные личины, и ликующие, и страждущие. Таковое граничит со слабой разумностью и отсутствием понимания веских основ. Многие персоны меняются в лице краской и формой, как только чувствуют кормёжку или опасность, и каждый раз они это делают с видом незыблемой истины.
Так гласит очередная волна, не отличаясь от прежней, но другой такой никогда не было и не будет, наверное.