Кроме графини Мертон, урожденной леди Анны Кастерс, в семье было два сына: старший Джон (граф Мертон) и его младший брат Льюис (виконт Уинтон). Несложные арифметические подсчеты позволили определить возраст братьев – тридцать и девятнадцать лет соответственно. Упоминания об их женах в справочнике не содержалось. Учитывая это обстоятельство, она отобрала наряды с особой тщательностью.
– Как ты думаешь, папа, мне понадобится платье для верховой езды?
– На этот раз нет, дорогая. Но не забудь захватить новый вечерний наряд. Уверен, что придется присутствовать на вечере или приеме.
Отцу был хорошо известен этикет, и Чарити оставалось только повиноваться. В письме подобные сведения не содержались, но предвидение никогда его не подводило. Кроме дара общения с призраками, у него были и другие оккультные способности. Чарити была счастлива слышать, что будет присутствовать на приеме или балу.
В Лондоне они проводили так мало времени, что не было надежды найти хорошую партию в столице. Оставалось попытаться забросить невод в тех водах, куда влекла отца его страсть. Хотя мисс Вейнрайт нельзя было назвать несравненной, но и дурнушкой она не была. Вьющиеся каштановые волосы красиво обрамляли ее милое личико в форме сердца, особое очарование ему придавали голубые глаза, прямой носик и ровные зубки, сверкавшие белизной, когда она улыбалась. Стройная фигура и изящная манера, получившие особый лоск от частого общения с высокопоставленными особами, дополняли ее природные прелести. Несколькими обещающими знакомствами пришлось пожертвовать в угоду ненасытному влечению отца. Он не знал усталости в погоне за новыми духами и успевал завершить работу в очередном имении, прежде чем Чарити удавалось получить предложение руки и сердца. В скорости маневрирования она значительно уступала мистеру Вейнрайту.
На следующее утро они выехали в Кифер Холл.
Леди Мертон призналась сыновьям, что пригласила Вейнрайтов только перед их приездом. Она сидела в элегантном Голубом Салоне своего дома в обществе обоих молодых людей. Виконт Уинтон только что был отослан из Кембриджа [4] за непристойный перевод сатирических строк из Ювенала [5] . Поскольку это был уже третий случай, когда университет счел необходимым избавиться от его разлагающего влияния, молодой человек питал тайную надежду, что на этот раз ему не придется возвращаться в благопристойное заведение.
Молодого виконта угнетала необходимость читать книги, если это не была сатира, и обсуждать их с наставником, как того требовала программа университетских занятий. Душа его жаждала романтики и находила выход для бушевавших в сердце страстей в подражании несравненному лорду Байрону. [6]
– Что?! Ты пригласила этого старого шарлатана, которому кажется, что он умеет беседовать с призраками? – воскликнул лорд Мертон, не скрывая отвращения.
– Он не шарлатан, Джон, – ответила спокойно леди Мертон. – Напротив. Леди Монтегью отлично отзывается о его способностях.
– Леди Монтегью – старая склеротичка, ей нечего делать, так она вообразила, что видит призраков.
– Всем хорошо известно, что в Болье обитает призрак темнокожего монаха. Все видели его.
– Я его не видел, хотя бывал там десятки раз, – не унимался Мертон.
– Ты никогда ничего не замечаешь, – раздраженно ответила мать.
– Клянусь всеми святыми! Охотник за призраками! Этого еще не хватало! Вот уж будет потеха! Наконец-то мы взглянем на Нэгга, – воскликнул виконт Уинтон. Затем, вспомнив о своей роли, он обратился к Мертону с сардонической гримасой. – Не упусти случай, Джон. «Есть такие чудеса на свете, что… что…» – он замолчал: Шекспира Льюис знал гораздо хуже, чем Байрона.
– Осел! – вспылил Мертон.