И вот в один прекрасный день как будто в небесном механизме какую-то шестеренку заклинило, и все остановилось. Со всеми так бывает, какими бы талантливыми и знаменитыми они ни были. Без исключений. С этой поры успех, признание и богатство могут продолжать прирастать, но уже не так легко, как раньше. А как раньше – так уже никогда не будет.
В общем, сейчас июнь 2016 года, и менее чем через пять месяцев Робби Уильямс планирует выпустить альбом новых поп-песен – первый за четыре года. Первый альбом такого жанра после того, как ему перевалило за сорок. А напряжение нарастает. Писать песни ради самореализации и удовольствия может быть занятием сколь угодно приятным, но писать песни, зная, что их будут судить на предмет соответствия неким стандартам, которые особо никак не определишь и не опишешь, – это, конечно, стресс.
Песни, которые он писал время от времени последние четыре года, Роб носит с собой – они на ноутбуке, который всегда с ним. (Ну, если быть точным, на последней версии этого ноутбука. Чаще, чем можно себе представить, на этот портативный компьютер обрушиваются всякие несчастья – то уронят, то водой обольют, и тут приходит на помощь специалист, который перекидывает данные на новенький ноутбук.) Роб все время проверяет на людях ту песню, которая у него сейчас в голове – чаще всего самую новую, но иногда какую-то старенькую, что выскочила из памяти. Некоторые написаны с его прежним соавтором Гаем Чемберсом, другие – с музыкантами его нынешнего концертного коллектива, часть – со старыми друзьями из Stoke, с продюсером Стюартом Прайсом и другими, с кем познакомился по рекомендациям. (Вот, кстати, красноречивый факт, много говорящий о Робе: с малознакомым человеком ему гораздо комфортнее сочинить песню, чем, скажем, поужинать в ресторане.) Даже если менее половины этих песен всерьез претендуют на место в новом альбоме Робби Уильямса, все равно пишется очень много.
Он не перестает задавать себе и окружающим такой вопрос, даже если он не так сформулирован: что-то из этого – хит? Многие песни ему нравятся, за многие ему не стыдно, многие очень хороши с любой стороны, как ни посмотри. Но в поп-музыке не дают призы ни за количество материала, ни за тяжкие труды, ни даже за стабильность мастерства, поэтому надо искать песню, которая пробьется к широкой аудитории и надолго западет в народную память. Может быть, такие песни у него уже есть. Это очень трудно понять.
Время поджимает уже очень сильно, но он все ищет. Вы можете подумать, что в такой ситуации он совершает обычную ошибку: пытается силой выжать что-то коммерческое, тупое или плоское. Но нет – песни развиваются своим путем. Иной день начинаешь с поиска хита, а заканчиваешь бесконечными разговорами, матом и душераздирающим резюме всех плохих мыслей, осаждающих твою голову. Всегда же есть завтра.
На следующий же день они с Джонни Мак Дейдом возвращаются в студию RAK, чтобы еще поработать над “I Am Me”. Странное совпадение: ранее Роб кинул на почту Джонни цитату писательницы Марианны Уильямсон, но Джонни сам, совершенно независимо, где-то прочитал ее на той же неделе. Цитата, собственно, о страхе: «Самая глубокая наша боязнь – не оказаться неадекватным. Самая глубокая наша боязнь – что мы сильны вне всякой меры. Именно свет наш, а не тьма, пугают нас всего более».
Вот такое вот они обсуждают, и примерно в такой атмосфере находятся. В определенный момент Роб уходит в ванную, а по возвращении слышит, что Джонни наигрывает на фортепиано некие аккорды. Он тут же начинает подпевать.
«Это такая песня, с которой я самому себе придаю сил, потому что на самом деле это совсем не то, что я чувствовал», разъясняет Роб. «Я депрессивный тип, боровшийся со счастьем. Я это преодолел, поэтому могу теперь спеть “я люблю свою жизнь”. Интуитивно я знаю, что очень многие такое чувствуют».
В любом случае таково сейчас его разумное объяснение. Такой набор слов он вообще-то поет совсем нечасто. В поп-музыке, конечно, в избытке песен, которые самому себе придают сил, зачастую тщетно, но в каталог Робби Уильямса они не входят. Он, возможно, почувствовал, что может сделать такую песню – вот прямо здесь, прямо сейчас, потому что понимает, что это уравновешивает те слова о собственном несовершенстве, которые он вчера наговорил в микрофон.
Это явный припев. Они на него потратили минут пять. Теперь есть песня.
Но это просто еще одна песня, еще одна в компьютере. Она, конечно, с изюминкой, но опять не то, что требуется. Весь тот мрачный диалог – не то, что можно использовать в потенциальном хите. Но есть еще проблема – тот припев. Роб понимает, что в нем есть некая мощь. Когда он его пел, он именно это и имел в виду. Но при этом он не может представить, что эти слова он поет о себе – во всяком случае, не публично, не как Робби Уильямс, который сообщает миру, что любит свою жизнь.
«Мысль, которая постоянно ко мне возвращалась – я не могу этого сделать, потому что звучит самовлюбленно».
Тому, что он делает, неотъемлемо присуще хвастовство в разных формах, но вот в такой – никогда. Это просто не его.
Во всей этой истории есть одно, что его не беспокоит, хотя кого угодно именно это бы и беспокоило: мысль, что в этих стихах он слишком уж откровенничает. Что сказал слишком многое. Что раскрыл то, что лучше бы прятать.
Похоже, это единственное, что его никогда не беспокоило и не беспокоит. Возможно, тут правды больше, чем разумный человек осмелился бы раскрыть. Но это то, что Роб делал на протяжении всей своей карьеры. Можно даже сказать, что это одна из алогичных основ, на которой он ее построил.
Большинство людей пытаются защитить себя, скрывая секреты. Но есть и другой способ. Если ты раскрываешь секреты, делишься историями до того, как их кто-нибудь узнает, то их уже гораздо сложнее использовать против тебя.
Ну и при таком способе все равно они остаются твоими.
Сентябрь 2016 года
Сейчас 7.30 утра. Утро бывает тихим, бывает не очень. Этот понедельник будет для отца и дочери днем воспоминаний рэп-хитов. Они завтракают в лос-анджелесском доме семьи Уильямса. Тедди – Теодора Роуз Уильямс, которой на следующей неделе исполняется 4 года – ест вафли и малину, глядя в экран телевизора, который показывает “I’m Bad” рэпера Эл Эл Кул Джея. После этого клипа начинается “Don’t Believe The Hype” группы Public Enemy, затем – “Jump” дуэта Kriss Cross.
«Вот эта папе нравилась, – объясняет ей ее личный виджей, мужчина 42-х с половиной лет. – Нравится тебе, Тед? Они все задом наперед надевали».
«Зачем?» – спрашивает Тедди.
«Интересный вопрос».
После “Getting’ Jiggy With It” Уилла Смита идет финальный клип подборки. «Сейчас будет класс», – обещает папа и включает “Hey Ya!” группы OutKast.
«Хотел бы папочка сам такую сочинить», – замечает он.
Сегодня у ее отца первый день общественной кампании по раскрутке грядущего альбома The Heavy Entertainment Show. Он как приглашенная звезда выступает на британском «Голосе» (X Factor), для чего ему необходимо почти целый день сниматься в доме Шэрон Осборн. В качестве подготовки к съемкам, после завтрака он отправляется обратно в постель.
Заснув во второй раз, он видит такой сон. Его жена Айда купила дом в Лас-Вегасе, и он – даже во сне – с удивлением отметил: там есть сцена. И странности на этом не заканчиваются. «На новоселье за столом – множество футболистов, – вспоминает он. – Там еще множество столов, но я кроме футболистов никого не знаю». Крайне некомфортная обстановка. «Я попытался попасть внутрь, но сюрпризы не люблю. Хотя Уэйн Руни был очень приятен». И хотя фасад дома не сильно отличался от его лос-анджелесской резиденции, то с другой стороны происходили куда более странные вещи.