Всю ночь князь ворочался, кряхтел, сны его мучили... сотни убиенных людей, и степняков и могутов, вдовы плачут, дети мрут.
Утром учинили скорую казнь. Разбойничьи головы катились с открытыми, полными ненависти и дикой злобы глазами.
Сделав свое дело, палач подошел к князю и склонился перед ним, ожидая поощрения или строгого слова.
Князь думал, потом резко встал и выкрикнул:
- И его, живо!
Перст с золотым кольцом и блестящим бриллиантом, словно луч, уперся в грудь мастеру. Голова мастера скатилась к головам разбойничьим, в глазах были слезы и удивление.
Духовный отец был изумлен, но не вступился за мастера, время было военное, спорить с князем было опасно. Народ в страхе разбежался. Шепот полз от избы к избе: князь-де ума лишился, мастера лучшего, умнейшего обезглавил.
Духовный отец заперся в келье и взывал к богу. Монахи стояли смиренно, дожидаясь решения. Дверь отворилась. Духовный отец крикнул монахам:
- Летописца ко мне, скоро.
Летописец прибежал, бухнулся на колени, целуя рясу.
- Чем кончил ты последние слова книги нашей истории? - спросил духовный отец.
- Описанием казни, святой отец.
- Какое слово начертал ты последним перед тем, как поставить точку дня того?
- Имя государя, святой отец.
- Допиши еще одно.
- Каково, отец?
- Мудрый.
- Исполню, отец.
Церковники в полном собрании пришли к князю.
- Государь, - обратился святой отец, - святое собрание решило имя твое дописать. Отныне ты не просто Гор, а Гор Мудрый, - и добавил: За то утро, государь.
- Мудрый, - усмехнулся князь, вспомнив стрелы с пером, летевшие от степняков, - теперь я за свой народ спокоен.
Затрубили трубы, застонали рожки... в поле появились всадники. Опять пришла степь, надо браться за луки, каждый за свой.