Он продолжал тайком брать дочь с собой в одежде прислуги, когда выезжал по делам на местные рынки. По настоянию отца она научилась оценивать стоимость трав и использовать их в лечебных и косметических целях, научилась безошибочно определять истинную цену благовоний, жемчугов, шелков и мехов. И когда возникала настоятельная необходимость совершить сделку по дешевке, она торговалась с азартом, но очень точно угадывала момент, когда пора отступить. Джапоника не посрамила своих предков купцов и с гордостью могла заявить о себе, что сделки с ее участием почти никогда не срывались.
— Независимость! Вот главное в жизни, девочка моя! А ты сможешь быть независимой, — с гордостью говорил ее отец. — Когда ты станешь весьма состоятельной дамой, дитя мое, тебе уже не понадобится муж, чтобы выглядеть респектабельно.
По лицу Джапоники пробежала тень. Наследница немалого состояния, она знала и видела, что многие смотрят на нее снизу вверх, но все же было бы неплохо, если бы ее еще и любили. Как несправедливо складывалась жизнь! Сердце ее переполняла глухая обида. Душа требовала безумных, ярких приключений. Хотя бы одного. Но мятежное бурление крови было сродни бурлению в кастрюле под закрытой крышкой: никем не видимое, никем не замечаемое.
— Так ты все-таки изволила проснуться, — сурово прозвучал голос у нее за спиной. — А я-то уже подумала, что ты все утро проваляешься в постели.
Джапоника с улыбкой повернула голову к няне. Бывшей няне, которая теперь превратилась в самую доверенную подругу.
— Доброе утро, Агги. — Заметив хмурое выражение лица пожилой женщины, Джапоника и сама нахмурилась. — Виконт плохо спал ночью? — Поделом ему. Он спит беспокойным сном грешника. Предчувствует адовы муки, вот и вертится, словно уж на сковороде.
Прищелкивая языком, Агги поставила на тумбочку поднос с чаем и бисквитами. Предрекать беды и причитать было любимым времяпрепровождением отставной няни, а теперь, когда события последних дней подвели почву под ее зловещие предсказания, она по-настоящему вошла в раж.
— Этот доктор, будь он неладен, что отправил тебя сюда, заставив разделить кров с, прости Господи, проклятой заразой, он ответит перед высшим судом! Да чтоб ему сдохнуть за это! Как будто мало было нам занедужившего лорда, кишащего заразой, так теперь и сам город этот, будь он неладен, кишит французами. Еще неизвестно, какая зараза опаснее: не сдохнешь от лихорадки, так французы тебя прикончат!
Увы, Джапонике нечего было возразить. Старая няня была права в одном: лорду Эбботу от ее лечения лучше — не становилось. Приехав сюда, в Багдад, две недели назад, Джапоника очень скоро осознала, что едва ли может чем-то помочь виконту и даже скрасить последние дни его жизни, уняв боль и страдания. И насчет французов няня была недалека от истины.
Наряду с остальными жителями города Джапоника узнала о тайном договоре шаха с Наполеоном не из газет и листовок, а по тому количеству французских солдат, что стали прибывать в Багдад примерно с неделю назад. Французы уже находились в состоянии войны с Испанией и Англией, Португалией и Египтом, а новый договор Наполеона с Персией фактически превращал Англию в военного противника страны, в которой Джапоника сейчас проживала. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Сходила бы ты к нему, когда чаю попьешь, — осторожно заметила няня. — Лорд что-то сильно возбужден после того, как прочел присланное вчера письмо.
— Вчера, говоришь? А почему я узнаю о нем только сейчас?
— Чтобы испортить тебе аппетит? Насчет виконта нечего беспокоиться: то, что он знает, все равно скоро в могилу унесет.
Джапоника бегом бросилась к виконту, но перед дверью остановилась и постучала. Лорд Эббот ослаб настолько, что голос его был едва слышен.