– Да, сын Фредерика Гудвина, – кивнул старик в ответ, – Гарольд Виктор Гудвин. Он тоже погиб в ту ночь.
– Как?
– Вы хотите знать, как именно? Этого уже не узнает никто, – ответил старик.
– То есть ни потомков, ни родственников у них нет? – посетитель отошёл от фото и задумался.
– Откуда? – старик присел в кресло, стоящее под стенкой, – так, или иначе, нам удалось отследить судьбы всех сестёр и брата Фредерика Гудвина. Из наиболее близких к Фредерику Гудвину родственников, только две сестры и брат заслуживают внимания историков, занимающихся генеалогией великих личностей прошлого. У брата Фредерика Гудвина, Томаса, к которому семья ехала по приглашению, дела шли неплохо, пока не началась «великая депрессия». Его семье довелось хлебнуть немало горя и лишений, чтобы встать на ноги и лишь к концу 50-х годов вернуться в то состояние, в котором их предок находился в 1912 году. Сёстры, как вы понимаете, носили другие фамилии и… – он подумал, – две младшие сестры не пережили черты 10-х годов. В смысле, для истории, чтобы о них можно было что-либо говорить. Обычные семьи, большинство которых быстро забывают родство. Нет, они остались живы, но их следы теряются и биографии очень мало примечательны. Что касается двух старших сестёр, то сын одной из них, жившей в Англии, погиб в Первую Мировую, в самый конец войны, едва его призвали в армию. А его сын, который так и не узнал своего отца, в свою очередь был убит во время высадки англо-американских войск в Нормандии в 1944 году. Недалеко от того места, где в 1916-м был убит его отец. Фатально. К несчастью, своих детей у него не было. Дочка со своими детьми погибла во время бомбардировки Лондона немцами… А что касательно второй, самой старшей сестры, то она вышла замуж за одного русского дворянина ещё в 19-м веке, жила под Харьковом. Счастливая семья, любящий муж, словно традиционно – шестеро детей. После известия о трагедии, произошедшей с семьёй брата, её парализовало. Следы этой сестры и её сыновей теряются после революции 1917 года. Известно, что её младший сын, Пётр, до 1912 года посещал Англию, и в частности, семью своего дяди, Фредерика. После событий 1917 года он воевал в Армии Колчака и в 1936 году был ещё жив. Пятеро остальных воевали в Гражданской Войне, кто за красных, кто за белых. Кто не погиб на фронтах – погиб в сталинских репрессиях, не оставив потомства. Внук, Николай, сын Петра, сгорел в танке в мае 1945 года, под Дрезденом. Там и похоронен на военном мемориале. Таким образом, с его смертью, память об этой семье исчезла из истории. И осталась только эта фотография, да ещё памятник малышу Сиднею на кладбище в Галифаксе, который стал памятником всем детям, погибшим на «Титанике».
– Печальная история, – произнёс, немного помолчав, парень.
Экскурсия закончилась поздно. Старик проводил гостя к выходу и подождал, пока тот не вышел со двора. За стальными воротами послышался гул заводящегося двигателя. Машина тронулась с места. Гул становился всё тише и вскоре исчез совсем.
Старик продолжал стоять на пороге.
– Тебя что-то обеспокоило, папа? – подошла дочка.
– Да, дочка, – старик обернулся к ней, – позвони мистеру Гудвину. Скажи, что дело очень серьёзное. Он должен немедленно оставить всё и приехать сюда.
– Хорошо, – ответила дочка и вернулась в дом.
– Дочь, – остановил её старик, – звони только с моего смартфона, который в сейфе. С обычного телефона ты не дозвонишься…
После полудня, ближе ко второй половине дня, в дверь снова позвонили.
– Здравствуйте, – представился с порога высокий человек в старомодном кожаном пальто и шляпе, – вы мне ночью звонили и просили, чтобы я немедленно приехал. Моя фамилия Гудвин. И я так понимаю, что говорил с вами? – улыбнулся он дочери старика.
– Да, – удивилась она, – но папа сказал, что вы в Лондоне?
Гудвин говорил на прекрасном русском, без всякого акцента. Иностранца в нём было невозможно узнать, даже если очень этого захотеть. Манера держаться, говорить, лишь слегка выдавала человека из другой страны.
– Совершенно верно, – снял он шляпу и приветственно кивнул, – был, но как вы понимаете, миссис…
– Быстрицкая, – покраснев, ответила женщина.
– Миссис Быстрицкая, – кивнул он снова, – век научно-технического прогресса. Самолёт летит из Лондона всего шесть часов, с ожиданием в аэропорту. Как мне и было сказано, я бросил всё и немедленно ринулся к вам.
– Заходи, дружище! – показался старик.
– Здравствуйте, мой друг, – помахал в ответ рукой Гудвин.
– Заходи, – позвал его старик, – ты знаком с моей дочерью, Вероникой?
– Уже познакомились, – улыбнулся тот.
– Главное не шуми, внуки набегут и не дадут нам поговорить. Им в таком возрасте всё интересно, особенно гости в доме. А поговорить нам с тобой очень нужно, – сказал старик.
После чая, когда остались наедине, старик достал флешку и протянул её Гудвину.
– Вот, смотри. Остальное, я думаю, не стоит даже пояснять.
– Что здесь? – спросил Гудвин. – Это видеозапись с ночным посетителем нашего центра.
– И что в ней странного?
– Не в ней, а в нём. Тебе понравится, – ответил старик.
– Посмотрим. Гудвин достал планшет и вставил в него флешку. Посмотрев минуту, он остановил запись, приблизил изображение и обомлел.
– Но этого не может быть… Это бесспорно он! Шрам на щеке – это след от сорвавшегося с двигателя винта. Он заработал его второго апреля 1912 года в Фулеме. Но, он же погиб на «Титанике»!?
– Вот именно, мой мальчик, – указал старик на экран планшета, – всё было бы ничего, если бы это не был Эннис Гастингс Уотсон, задающий вопросы, которые для всех погибли вместе с ответами, на «Титанике» в 1912 году, и чудесно сохранившийся для своих 125 лет…
НАШИ ДНИ; САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Уильям Сейдж приехал в Россию по очень странному приглашению. Оно было странным само по себе, неожиданным, и в нём не было ничего конкретного. Обычно, на такие приглашения не отвечают, но почему-то Уильям Сейдж сразу же заказал билет и выехал в аэропорт. И уже через несколько часов сходил по трапу в аэропорту Санкт-Петербурга. Единственное, что он понял из письма, это то что его ждут и прибыть надо незамедлительно, что пригласившие его – друзья, а его личное присутствие крайне важно, просто необходимо. И всё это не требует отлагательства.
Кто его ожидал? Этого Уильям Сейдж не знал.
– Рад Вас видеть, мистер Сейдж, – подошёл к нему в аэропорту старик, хотя и достаточно пожилой, но довольно бравый, подтянутый и по-молодецки живой. В лице, осанке и взгляде старика Уильям Сейдж угадывал нечто до боли знакомое, но также и до боли далёкое. Он попытался вспомнить, но не смог где и при каких обстоятельствах он он раньше уже видел этого старика.
– Мы были знакомы с Вами раньше? – не вспомнив ничего, наконец, решился спросить Сейдж.
– Не трудитесь вспоминать, пожалейте свою память, – ответил ему, улыбнувшись, старик, – лично с Вами мы ни разу не встречались, никогда, хотя обо мне Вы много раз слышали. Здесь, в России, меня зовут Карл Быстрицкий. Я старый моряк и старый исследователь гибели лайнера «Титаник», и специалист по другим морским катастрофам, консультант тех кто занимается расследованиями в этой области. Но, пожалуй, нет на свете человека, которому бы «Титаник» был роднее чем мне.
Старик снова улыбнулся.
– В молодые годы мы были очень дружны с Вашим дедом, а после мы дружили с Вашим отцом, мистер Сейдж. И, в том числе поэтому, я рад Вас видеть.
– Я много раз слышал о Вас от своего отца, мистер Быстрицкий, – ответил Сейдж, – но я до сих пор не могу понять причины того, почему я должен был так внезапно бросить всё и приехать в Россию.
– Причина важная, мистер Сейдж, – сказал старик, – она любого из нас выдернет куда угодно, где бы мы не находились. Это «Титаник», а если быть более точным, это ночь с 14 на 15 апреля 1912 года.
– «Титаник»? – удивился Сейдж, – но… «Титаник» и Россия…